Потом эта история с головой Миртла. Неужели вы верите - неужели человек в здравом уме способен поверить, будто сила удара при падении в состоянии вдавить голову человека, всю, целиком, в туловище? Не знаю, может быть, теоретически такое и возможно, только лично я в жизни не поверю, что это случилось с Миртлом. А жир на его одежде? Она вся скользкая от жира, сказал кто-то во время следствия. И никто не задумался над этим - ну не странно ли? Зато я задумался - но ведь я-то думаю обо всем этом давно. Я поднимался на большую высоту три раза - Дейнджерфилд ужасно потешался, что я всегда беру с собой дробовик, но эта высота оказалась недостаточной. Теперь у меня есть новый легкий "Поль Вероне" со стасемидесятипятисилъным двигателем "Робир", и завтра я без труда достигну тридцати тысяч футов. Нацелюсь на рекорд. Может быть, придется целиться и из ружья, даже стрелять. Конечно, то, что я задумал, опасно. Но если вас страшит опасность, не нужно вообще летать: облачитесь в халат, ноги - в войлочные туфли и сидите себе дома. Но я - я завтра совершу вылазку в воздушные джунгли, и если юс кто-то населяет, встречи не миновать. Бели я вернусь, мое имя будет у всех на устах. Бели нет, эти записки объяснят, какую я поставил себе цель и какой смертью погиб, ища подтверждения своей догадке. Но только ради всего святого: никакой чепухи о несчастных случаях и тайнах небес.
Я выбрал для полета туда мой моноплан "Поль Вероне". Моноплан идеальная машина, если вы задумали что-то серьезное. Бомон установил это еще много лет назад. Во-первых, она не боится сырости, а, судя по погоде, мне предстоит все время лететь в облаках. Мой "Поль Вероне" - маленький и изящный, послушен в управлении, как хорошо вышколенная породистая лошадь, мотор - десятицилиндровый роторный "Робур", развивает мощность до ста семидесяти пяти лошадиных сил. Модель - последнее слово авиационной техники: закрытый фюзеляж, круто выгнутое лыжное шасси, надежные тормоза, гироскопические стабилизаторы, три скорости, причем скорость меняется изменением угла подъема плоскости крыльев - по принципу жалюзи. Я взял с собой Дробовик и полтора десятка патронов. Видели бы вы физиономию моего механика Перкинса, когда я распорядился положить все это в машину. Оделся я как на Северный полюс: под комбинезоном два свитера, шерстяные носки, меховые сапоги, шлем, защитные очки. На дворе было жарко, душно, но ведь я готовился подняться на высоту Гималайских вершин, и должен был соответственно экипироваться. Перкинс понимал, что все это неспроста, и умолял меня взять его с собой. Может быть, я и взял бы, если бы летел в биплане, но; моноплан - машина для одного, если хочешь взять максимальную высоту. И, конечно, я захватил с собой мешок с кислородом: без него авиатор, который хочет поставить рекорд высоты, превратится в ледышку или задохнется - впрочем, возможно и то, и другое.
Прежде чем сесть в моноплан, я тщательно осмотрел крылья, штурвал, рычаг высоты. Насколько я могу судить, все было в порядке. Потом завел мотор, и машина плавно заскользила по полю. Едва лишь механики отпустили пропеллер, как она почти сразу поднялась в воздух на первой скорости. Я сделал два круга над полем возле моего дома, чтобы хорошенько разогреть мотор, помахал рукой Перкинсу и всем, кто провожал меня, выровнял крылья и дал полный газ. Миль восемь - десять мой "Поль Вероне" несся в струях попутного ветра, стремительный, как ласточка, потом я слегка приподнял его нос вверх и стал подниматься по гигантской спирали к затянувшим небо тучам. Самое главное - набирать высоту медленно, чтобы организм постепенно привыкал к все уменьшающемуся давлению.
День был душный, для сентября необычно теплый, но; пасмурный, все затихло в тягостном ожидании, как всегда бывает перед дождем. Время от времени с юго-запада налетали порывы ветра, один такой неожиданный и резкий, что застал меня врасплох и на миг повернул машину чуть не на сто восемьдесят градусов. Помню, когда-то вихри, бури и воздушные ямы представляли для авиаторов серьезнейшую опасность, но потом ее преодолела всепобеждающая сила, которой мы наделили наши моторы. Когда я поднялся до уровня туч стрелка моего альтиметра показывала три тысячи футов, - пошел дождь. Нет, не пошел - хлынул! Он барабанил по крыльям, сек мне лицо, залил очки, так что я ничего не видел. Я снизил скорость, потому что было трудно бороться с такой плотной массой дождя и ветра. Еще выше - и посыпал град, я бросился от него наутек. Один из цилиндров отказал - наверно, засорился клапан, подумал я, и тем не менее машина неуклонно и мощно набирала высоту. Немного погодя неисправность устранилась сама собой - уж не знаю, в чем там было дело, и я услышал глубокий низкий гул - все десять цилиндров пели уверенно и ровно, как один. Какое все-таки чудо наши современные глушители! Наконец-то мы получили возможность определять неполадки в работе моторов на слух. Как они стучат, визжат, скрежещут, когда что-то не в порядке! В прежние времена никто не слышал этих криков о помощи, ведь тогда их заглушал чудовищный рев мотора. Если бы только первые авиаторы могли вернуться к нам и увидеть современные аппараты, за чью красоту и совершенство они заплатили жизнью!