На ОП «Клодин» был также полевой бордель Иностранного легиона. Пять вьетнамских девушек и их мадам были захвачены битвой, как и все остальные, и пережили ее в подземных блиндажах, так же как и алжирские проститутки, которые также не смогли уехать и остались на «Доминик». Если когда-нибудь на земле и существовало «искупление» заблудших девушек в библейской традиции, то оно произошло здесь, в Дьенбьенфу. Часто женщин можно было видеть в траншее, по пояс в воде, ожидающим, чтобы помочь раненым на опорном пункте. В одном случае у контуженого солдата развилась навязчивая идея, что он маленький ребенок и его должна кормить мать; одна из вьетнамских проституток каждый день приходила к нему в землянку, чтобы накормить. Когда распространилась новость о том, что Дьенбьенфу ближе к вечеру должен был прекратить огонь, капитан Кольдебеф, вернувшись с «Клодин-4», столкнулся с хозяйкой вьетнамского борделя. Учитывая пуританское отношение коммунистов, было весьма вероятно, что она и ее девочки проведут неопределенный срок в «исправительно-трудовом» лагере Вьетминя, шансы на освобождение из которого, или даже на выживание, будут невелики.
- Что ты собираешься делать? – обратился Кольдебеф к женщине.
Мадам, выглядевшая неуместно «нормальной» в апокалиптической обстановке умирающего укрепрайона, посмотрела на Кольдебефа своими мудрыми и усталыми глазами, пожала плечами и сказала:
- О, я просто скажу им, что мы были похищены Легионом из Ханоя и доставлены сюда силой.
Возможно, уловка сработала. Возможно, что нет. Во всяком случае, никого из вьетнамских проституток больше никто никогда не видел. Из одиннадцати алжирских проституток четверо были убиты во время боев. Большинство остальных, в конце концов, отправились жить к «Нам-Юмским крысам», и все они позже разделили тяготы похода пленных. Одна из них, известная как «Мими-из-улед-наиль» вышла замуж за другого алжирского пленного в госпитальном лагере и родила своего первенца в находящемся под властью коммунистов Ханое.
На «Юнон» небольшая группа Кутана отстреливалась последними патронами. Выглянувшему из своего окопа сержанту Кубьяку показалось, что он увидел огромный белый флаг, развевающийся на командном пункте генерала де Кастра. На самом деле, это был один из больших белых грузовых парашютов, которые последние три дня висели на хорошо известном обрубке дерева, оставшемся у командного пункта. Вопреки тому, что было подтверждено позже еще одним французским источником, как другие выжившие, так и генерал Зиап, как будет сказано позже, полностью согласны с тем, что единственным флагом, который часом позже развевался над Дьенбьенфу был украшенный золотой звездой красный флаг осаждающих сил с вьетнамской надписью «Сражаться и побеждать», которая была вражеским девизом. В любом случае, это было последнее, что сержант Кубьяк увидел в битве. Вражеский снаряд разорвался неподалеку, повредив ему правую ногу, и он рухнул в сочащуюся грязью траншею. В тот же самый момент вражеский солдат из первой штурмовой волны перепрыгнул через траншею, остановился, посмотрел сверху вниз на него и вернулся назад. Он медленно поднял свой автомат для стрельбы, но как только он должен был нажать на спусковой крючок, неподалеку разорвалось оглушительное стаккато другого автомата, и солдат коммунистов, убитый другим легионером, рухнул прямо на Кубьяка. Тело мертвого бойца Вьетминя защищало Кубьяка от дальнейшего вреда, пока следующим утром его не подобрали носильщики Вьетминя.
В подземном госпитале доктора Гровена новости о том, что должно было произойти, первыми пришли от майора Турре, из 8-го ударного парашютного батальона, когда он возвращался после последнего вызова к де Кастру перед концом.
- Вот и все, Док, все кончено… В 17.30 мы прекращаем огонь, мы прекращаем всякое сопротивление. Те кто сможет, уничтожат свое оружие и взорвут склады боеприпасов.
Как и у многих других офицеров в тот час на глазах Турре была пелена слез. Гровен повернулся к своим подчиненным и велел надеть им стандартную униформу (большинство из них, включая Гровена, работали в удушающую жару в одних шортах) с повязками Красного креста, чтобы должным образом их идентифицировать, как того требуют Женевские конвенции. В остальном их работа продолжалась, как будто ничего не изменилось.
Позже Гровен вспоминал, что его последним раненым на хирургическом столе перед окончанием боевых действий, был капитан Ле Будек из 6-го колониального парашютного батальона, которого днем перетащили через реку. Ле Будек лежал под наркозом на операционном столе, когда в госпиталь вошли первые солдаты Вьетминя. Услышав шум, он внезапно проснулся и сонно спросил: