«Какова американская политика в Индокитае? Все мы слышали о мрачной череде поворотов, путаницы, тревог и поездок, которые произошли в Вашингтоне за последние несколько недель.
Очевидно только, что американская внешняя политика никогда за свою историю не претерпевала такого ошеломляющего поворота.
Наши враги поймали нас на блефе, наши друзья и союзники напуганы, и, как и мы, задаются вопросом, куда мы направляемся. Мы стоим перед явной опасностью остаться нагими и одинокими во враждебном мире.
…. Эта картина нашей страны, напрасно ослабленной в современном мире, настолько болезненна, что мы должны отвести глаза от заграницы и взглянуть на родину».
Последовавшая после его решающего выступления 3 апреля, речь будущего президента от 6 мая обязала его занять определенную позицию по проблеме Вьетнама. Когда-то, президент Линдон Б. Джонсон, вопреки мнению тех, кто отказывал ему в глубоком знании иностранных дел, действовал в соответствии с уроками, которые он извлек из Дьенбьенфу: американского Дьенбьенфу не будет так долго, пока он сможет этому помешать.
В 21.30 по восточному времени, государственный секретарь Даллес рассказал американскому народу о недавних событиях, в которых он вкратце отдал дань уважение де Кастру и его людям:
«Французские солдаты показали, что они не утратили ни воли, ни умения сражаться даже в самых неблагоприятных условиях. Это показывает, что Вьетнам производит солдат, обладающих качествами, позволяющими им защищать свою страну».
В своей речи госсекретарь Даллес постарался также возложить вину за бездействие Америки как на премьер-министра Великобритании Черчилля, который не согласился на совместные действия во Вьетнаме до Женевской конференции, так и на Конгресс США. И здесь снова то, что Даллес должен был сказать, имело решающее значение для формирования американской приверженности Вьетнаму десятилетие спустя:
«При принятии обязательств, которые могут включать применение вооруженной силы, Конгресс является полноправным партнером. Только Конгресс может объявить войну. Президент Эйзенхауэр неоднократно подчеркивал, что он не стал бы предпринимать военные действия в Индокитае без поддержки Конгресса. Кроме того, он ясно дал понять, что не будет стремиться к этому, если, по его мнению, не будут предприняты адекватные коллективные усилия, основанные на подлинной общности целей в защите жизненно важных интересов».
Другими словами, поражение Франции при Дьенбьенфу будет списано со счетов, и переговорам в Женеве будет позволено пойти своим, предопределенным курсом.
Журналу «Лайф» оставалось найти хоть что-то яркое в конце укрепрайона. «Единственным лучом надежды над могилами Дьенбьенфу», заявило издание в номере от 17 мая 1954 года, - «Является тот факт, что одно препятствие для совместных действий – героическое упорство Франции – было устранено».
Суббота, 8 мая 1954 года
8 мая была девятая годовщина Дня Победы – победы союзников над нацисткой Германией и теперь она также стала годовщиной нового поражения Франции. Накануне вечером на основной позиции Дьенбьенфу бойцы Вьетминя окружили и согнали своих французских пленников в длинные колонны. Они смотрели пустым взглядом на генерала де Кастра и некоторых его старших штабных офицеров, провезенных мимо них на джипах. Это была 308-я «Железная дивизия», которая взяла поле боя под контроль, а ее командир, коренастый седовласый генерал Вуонг Туа Ву, разместил свой командный пункт в командном блиндаже де Кастра.
В 20.00 7 мая доктора Гровена посетил доктор Тай, главный хирург 308-й дивизии, в сопровождение четырех молодых врачей. Тай был высоким для вьетнамца, очень худым и бледным. Он прошел со своей дивизией более 600 миль от китайской границы, и как и Гровен, последние три месяца день и ночь провел за операционным столом. Выпускник французского университета в Бордо и медицинской школы Монпелье, он превосходно говорил по-французски. В тишине он прошел через кошмар переполненных блиндажей госпиталя, окутанных зловонием мертвых и умирающих, и сел на маленький табурет в похожей на нишу комнате Гровена, в то время как сам Гровен сел на свою койку. Военврач коммунистов посмотрел на своего французского коллегу и сказал:
- Мы видели, когда проходили через ваши блиндажи, что они битком набиты ранеными. Мы узнали этот запах. Мы понимаем, через что вам пришлось пройти, но мы ничего не могли с этим поделать. Это все, что я могу вам сказать.