То, что последовало в следующие несколько дней, было наглядным примером разумной психологической войны. Несмотря на то, что переговоры еще не привели к положительному результату, верховное командование Вьетминя санкционировало вывоз на вертолете ограниченного числа раненых из Дьенбьенфу. Их прибытие в Лаос и Ханой с последующими рассказами об ужасах и страданиях в долине, немедленно усилило давление на французов, чтобы они были менее непреклонны. Юар и его миссия вернулись в Дьенбьенфу 16 мая и подписали на следующий день соглашение, предусматривающее эвакуацию 858 раненых, которые должны были быть отобраны только в соответствии с медицинскими критериями, независимо от национальности. Но французам пришлось заплатить высокую цену за эту незначительную уступку: нейтральная инспекция долины или конвоев с военнопленными, покидающих ее, не проводилась и французские ВВС воздерживались от бомбежек шоссе до завершения эвакуации раненых. Французские военные знали, что враги получили значительное военное преимущество, но в сложившихся обстоятельствах, казалось, другого выхода не было. Имея предварительное соглашение в кармане, враг теперь начал черепашьими темпами расчистку и ремонт взлетно-посадочной полосы в Дьенбьенфу, но позволил французским вертолетам и легким самолетам прилетать, чтобы забрать нескольких раненых за раз.
К 25 мая аэродром все еще не был готов для приема С-47 и Вьетминь, который до сих пор отказывался от помощи французских специалистов по разминированию для расчистки поля, теперь потребовал, чтобы такие специалисты прилетели. Тем временем, внутри лагеря также усилилось давление, поскольку политические комиссары Вьетминя начали прибирать к рукам своих собственных врачей. Раненые были «переклассифицированы» в соответствии с тем, что называлось их «демократической срочностью», а не их медицинской срочностью, при этом нижним чинам неевропейского происхождения медицинская помощь оказывалась раньше, чем европейским солдатам, а те, в свою очередь, лечились раньше или лучше, чем унтер-офицеры или офицеры. Когда из-за нескольких неисправных парашютов некоторые медицинские грузы упали в лагере, Вьетминь запретил сбросы с воздуха, но разрешил эвакуационным вертолетам и легким самолетам доставлять любые припасы, которые те могли доставить с их небольшой грузоподъёмностью.
И прежде всего, поскольку французский медицинский персонал в лагере понятия не имел о результатах ведущихся переговоров, на них оказывалось сильное давление, чтобы они подписывали призывы о «милосердии», ради освобождения своих раненых. Две женщины, политические комиссары, были специально приставлены к мадемуазель де Галар, французской медсестре, чтобы заставить ее подписать серию специальных обращений, из-за их особого эмоционального воздействия, исходящего от единственной француженки в Дьенбьенфу. Позже, доктор Гровен подробно описал, как она сопротивлялась в течение десяти дней, но затем уступила по его приказу (он также подписал отдельное обращение) из-за их страха, что за ее стойкость придется расплачиваться раненым.
Все эти призывы пришлось писать и переписывать несколько раз, пока они не соответствовали пропагандистским требованиям победителей, и они, конечно же, были немедленно использованы в пропагандистских целях и появились в мировой прессе. Мадемуазель де Галар, таким образом, написала письмо Хо Ши Мину по случаю его 64-летия 19 мая, в котором она поблагодарила его за милосердие к раненым пленным и пообещала, что по возвращении во Францию она попытается создать «среди молодежи, которая меня окружает, атмосферу большего взаимопонимания между двумя нашими народами, чтобы помочь, насколько в моих силах, восстановить мир». Как только она написала это письмо, две ее комиссарши сообщили ей, что она будет освобождена, но она должна написать еще одно письмо Хо Ши Мину, и еще одно в женскую организацию Вьетминя. В своем втором письме она просила о том, что дорого ее сердцу, об освобождении ее товарищей по медицинским бригадам, и снова, затронув ту же тему борьбы за мир по возвращении во Францию, она также добавила что «… хотя моя радость от возвращения домой велика, она будет крайне неполной, если бы я уехала одна, оставив позади себя остальной медицинский персонал, врачей, а также санитаров, с которыми я неустанно работала, ухаживая за нашими ранеными. Поэтому я прошу Вас не забывать о них, и я уверена, что никто никогда не взывает напрасно к Вашему милосердию…»