Миссис Феррерз рассмеялась:
— Нас многие об этом спрашивают. Хотя тут все необычайно просто. Августин дивный, дивный мальчик, только не особенно смышленый. Он наш седьмой ребенок, — «седьмой» она произнесла с нажимом, словно магическую цифру каббалы, — и мой муж говорит, что при таком количестве детей всем ума недостанется. Единственный дар Августина — его голос. Но в наших католических храмах нет хора, где он мог бы зарабатывать, а в Комптоне певчим платят неплохо, довольно прилично для провинции. Нашего Августина давно внесли в список кандидатов, а после смерти несчастного Артура Рада приняли на его место.
Пауэрскорт взял чашку чая и ломтик шоколадного кекса.
— Учитывая комптонские обстоятельства, вы, вероятно, очень беспокоитесь о сыне?
— О нет! — почти возликовала миссис Феррерз. — Отец Сиблейн уверил нас, что сын там в совершенной безопасности! Отец Сиблейн — священник нашей, стоящей на холме церкви Святого Франциска Ассизского.
Пауэрскорт удивился. Бристольский католический священник так убежден, что юноше из его паствы будет безопасно в Комптоне, где певчие то исчезают, то гибнут один за другим? Может, и этот патер посвящен в тайну собора?
— Чем же отец Сиблейн мотивировал свою твердую уверенность?
— Ничем, лорд Пауэрскорт. Он просто дал нам слово, что Августину в Комптоне будет спокойно, как под крышей родного дома.
— Если позволите, еще вопрос, миссис Феррерз, и мой назойливый визит будет окончен. Руководство собора не смутили религиозные устои вашего Августина?
— О, вряд ли, лорд Пауэрскорт! Отец Сиблейн все решил с тамошним архидиаконом или деканом, уже не помню, с кем именно.
Детектив ощутил под ногами зыбучие пески. Пора извиниться и вежливо распрощаться. Меньше всего сейчас хотелось бы услышать нечто, что немедленно погонит обратно в Комптон. Он пытался найти какое-то невинное объяснение. Возможно, отец Сиблейн соученик или старинный друг кого-либо из главных комптонских каноников. Возможно, именно он служит мессы в Мэлбери-Клинтон по субботам, тогда как архидиакон — по четвергам… Однако сидеть и строить догадки в гостиной миссис Феррерз довольно глупо.
— Отец Сиблейн, по-видимому, человек с большим жизненным опытом? — как бы вскользь обронил на прощание Пауэрскорт.
— Нет-нет! — возразила хозяйка. — Он молод, ему, думаю, всего лишь около тридцати. Наверное, и в сан он посвящен недавно, после окончания Английского католического колледжа в Риме. Ходят слухи, о, я не знаю, только слухи, что прежде он исповедовал англиканство. — Очи миссис Феррерз блеснули. — У нас он всего года полтора.
В глазах еще стояли изображения мадонн, в ушах еще звенели экспрессивные интонации миссис Феррерз, когда Пауэрскорт покидал дом 42 по Клифтон-райз. Господи Боже! Католический священник, рекомендующий духовному чаду поступить в протестантский хор и распевать псалмы еретиков. Католический священник, убеждающий родителей, что их сыну будет уютно и спокойно в городе, где певчим платят сожжением и расчленением их трупов. Местному патеру известны некие темные секреты кафедрального собора англиканцев? Соблазнительно подняться на холм и побеседовать с ним возле алтаря церкви Святого Франциска Ассизского, но опасно, слишком опасно. Нет, теперь в Кембридж. В Кембридже, по крайней мере, под ногами твердая почва.
17
У Энн Герберт имелось подозрение относительно того, зачем она приглашена Патриком Батлером съездить на денек в Гластонбери. За все время знакомства он ни разу не предлагал куда-нибудь поехать, хотя бы на побережье в двадцати милях от Комптона. В предчувствии, что экскурсия может коренным образом изменить ее последующую жизнь, оделась она самым модным, самым нарядным образом. В поезде Патрик без умолку разливался, подробно знакомя ее со стилем и содержанием намеченной на ближайший выпуск «Меркюри» первой серии дневников монаха, свидетеля исторической ликвидации монастырей.
— Епископ над переводом млеет от счастья, Энн. Боюсь только, не засушил бы текст этого безымянного парня, которого мы обозначим просто «монах из Комптона». Он, знаешь ли, писал с чувством, времени не жалел на жалобы насчет питания и сырого жилья.
Потом они стояли у края поля с руинами аббатства Гластонбери, и Патрик пояснял:
— Фермер не против, чтобы здесь народ бродил. Я специально спрашивал в гостинице, когда мы кофе пили. Ходить ходи, лишь бы овец не распугал.