Он влюблен, и здоров, и мужчина, и что делать, как добиваться ее внимания, он не знает. Они живут вместе. Они коллеги. Даже партнеры. Они, пожалуй, друзья. А дальше что?
Грен никогда ни за кем не ухаживал. В юности, влюбляясь, он тихо молчал, ожидая, что девочка догадается. В колледже сердечные увлечения обходили его стороной. Нет, сам он был объектом интереса, даже ходил на свидания, но его никто так и не заинтересовал. Позже он жалел об этом: на Титане его однополчанам писали письма, присылали фотографии, а ему писала только бабушка и иногда — мать. Когда он влюбился в Вишеса, признаваться было стыдно. Не хотелось, чтобы Сид его оттолкнул, не хотелось чувствовать себя дураком. А потом… Потом началась совсем иная жизнь. В ней было много секса, но не было места чувствам. Не было совсем. Потому что Грену не повезло и повезло одновременно. И думать об этой поре жизни он не желал. Не было места чувствам и на Каллисто: менталитет там не слишком сильно отличался от тюремного, разве что замков было поменьше. Вот только Джулия… Но тогда он не мог. Ничего не мог. А теперь?
Девушку полагается приглашать на свидания. Водить в кафе, в кино, на концерты. Целоваться. Кажется, так.
С Туу-Тикки они гуляли по городу четыре дня из семи. Раз или два в неделю ходили в кино, каждую пятницу — на концерты. Вместе завтракали, вместе ужинали. Сажали деревья, выбирали по каталогам одежду для гостей, обменивались подарками. Грен подарил Туу-Тикки книгу по вязанию. Туу-Тикки подарила ему свитер. Он купил ей хорошую трубочную зажигалку, она ему — «галстук» с вышивкой для сакса-баритона. Они были близки и в то же время держали дистанцию. Как сократить эту дистанцию, Грен не представлял.
Догоревший окурок обжег ему пальцы. Грен раздавил его в пепельнице, попросил духов закрыть окно через полчаса, надел пижаму и забрался под одеяло. Свет погас, но Грен долго еще лежал в темноте, не засыпая. Он вертел и вертел ситуацию в голове, пока не понял, в чем загвоздка. Он понятия не имел, заинтересована ли Туу-Тикки в нем как в мужчине. И не представлял, как это выяснить. При совместной жизни любой неверный шаг мог создать излишнее напряжение между ними, а впереди годы и годы работы. Она не даст знать о своих чувствах впрямую, как это делали однокурсницы в Альба-сити. Не даст, пока не будет точно уверена во взаимности. Какими бы ни были ее чувства. Значит, первый шаг делать ему. Но пока ведь время терпит, верно?
========== 7 ==========
— Он похож на тебя, — сказала Туу-Тикки, когда на экране в первый раз появился Хаку.
Они сидели на диване, соприкасаясь плечами, и смотрели «Унесенных призраками». Туу-Тикки вязала. Она вязала все свободное время, ухитряясь совмещать рукоделие с чтением с экрана, и продавала связанные вещи на «Этси». Зачем ей это, Грен не понимал и не спрашивал. Денег им хватало: большая часть платы за первые два месяца так и осталась лежать на его счету. Правда, как он подозревал, у Туу-Тикки как у женщины больше потребностей.
Грен ничем не занимал руки. Просто смотрел, чувствуя тепло тела Туу-Тикки, вдыхая запах ее табака и духов. Фильм его увлек, взволновал и слегка встревожил. Он привык скрывать собственные эмоции от наблюдателей, и хотя в этом больше не было необходимости, привычка осталась. Была она и у Туу-Тикки. Но освобождение от мусора духа реки заставило их взяться за руки, от истинного имени Хаку у Грена защипало в глазах, а Туу-Тикки смахнула слезу.
— Всегда плачу на этом моменте, — призналась она, — сколько ни смотрю.
Фильм закончился, было поздно, но расходиться им не хотелось. Было еще несколько фильмов того же режиссера, которые Грен не видел, но не хотелось перебивать впечатление. Об этом не надо было даже говорить вслух: Туу-Тикки и так все понимала. И предложила посмотреть незамысловатый боевик по комиксу. Грен выбрал первый фильм про Росомаху: какие-то вариации на эту вечную тему дожили до его детства — он слабо помнил мультсериал, виденный в начальной школе. Фильм сильно отличался от него. Был более грубым, более настоящим.
— Люблю Росомаху, — призналась Туу-Тикки. — Причем знаешь, именно образ, а не актера. Я когда-то посмотрела большинство его фильмов и не впечатлилась. А вот Росомаха…
Они обсудили мускулатуру Росомахи — тренажерный зал — и вероятность того, что с такой регенерацией у него будет настолько зрелое лицо. Обсудили костяные когти и вероятность показанных в фильме прыжков в условиях земной силы тяжести. Проблемы суставов после замены костной ткани адамантием и потребность Росомахи в пище. Американскую местечковость и спецэффекты. Традиции ярмарок и погоду в Скалистых горах Канады.
Когда фильм кончился, Туу-Тикки зевнула и потянулась. Глянула на часы над камином, сделанные из древесного спила, и снова зевнула, прикрыв рот кулаком.
— Спаааать, — сказала она. — Кстати, ты знаешь, что вчера была Остара?
— Знаю, — кивнул Грен, помогая ей подняться. — Я ждал гостей.
— Теперь они могут быть в любую минуту, — кивнула Туу-Тикки. — Спокойной ночи.
Они распрощались. Как и вчера, и позавчера, Грен снова не решился поцеловать ее.
Рано утром, когда небо уже посветлело, но солнце еще не выкатилось из-за гор, Грена разбудил настойчивый голос духов: «Гости, гости, в доме гости!». Грен едва не подскочил на кровати. Это был первый раз, когда он слышал духов, и стоило ему проснуться окончательно, как голос смолк. Он быстро переоделся, плеснул в лицо водой и сбежал вниз. Там, в гостиной, Туу-Тикки, одетая в небрежно наброшенное синее домашнее платье без рукавов, помогала высоченному блондину, остриженному словно газонокосилкой, усадить в кресло серого то ли от боли, то ли от усталости темно-рыжего мужчину. Одеты гости были странно, не по местной моде. И были очень высокими, выше немаленького Грена по меньшей мере на полголовы.
— …нервное истощение, физическое истощение, что-то еще — не могу диагностировать, — услышал Грен низкий голос блондина. — Нужен отдых, нужны лекарства.
— Да, конечно, — ответила ему Туу-Тикки. — Какие именно?
— Седативы, глюкоза, аминокислоты. Мы можем задержаться здесь? Кодзу не в состоянии…
— Все в порядке, — прохрипел рыжий, не открывая глаз, но было видно, что ему совсем худо.
— Конечно, можете, — Грен подошел ближе. — Я Грен. Это Туу-Тикки.
— Проводи их в комнату, — сказала она. — Я принесу аптечку.
— Наоборот, — возразил Грен, — аптечка тяжелая.
— Есть возможность поставить капельницу? — спросил блондин.
Глаза у него были зеленые, цвета весенней травы, ресницы — длинные и темные. Грен подумал, что, пожалуй, еще никогда не встречал живого человека с настолько правильными чертами лица и настолько безупречной кожей.
— Есть, — кивнула Туу-Тикки. — Идемте. Комната на втором этаже. Кодзу сможет подняться сам?
Рыжий шевельнулся, пытаясь встать на ноги. Блондин, не говоря лишнего слова, поднял его на руки и понес к лестнице так, словно бы тот почти ничего не весил. Туу-Тикки шла впереди.
Грен сходил за аптечкой и стойкой для капельницы и отнес их наверх. Гости заняли крайнюю правую комнату, ближайшую к спальне Туу-Тикки. Когда он вошел туда, блондин и Туу-Тикки в четыре руки раздевали рыжего, который пытался вяло сопротивляться. В комнате пахло потом, сигаретным дымом — им пропахли свитер и брюки рыжего, — и чем-то еще, незнакомым и не слишком приятным. Грен приоткрыл окно. Рыжего, раздетого до трусов, уложили под одеяло, и блондин, стащив с себя явно тесный ему в плечах пиджак необычного кроя, открыл аптечку. Открыл — и застыл над нею, явно не понимая надписей.
— Говори, что нужно, — велела Туу-Тикки. — Вот физаствор, вот система для внутривенного вливания, вот глюкоза в ампулах, вот дезинфицирующие салфетки. Аминокислотный комплекс есть только в капсулах, для перорального введения. Вот и вот седативы.
— Курить хочу, — хрипло выдавил рыжий.
— Грен? — Туу-Тикки посмотрела на него.
Блондин покачал головой.
— Кодзу, не стоит. Потерпи хотя бы до завтра.