— Да. Как он. — Грен глубоко вздохнул, собираясь с духом, подался вперед. — Ты берешь учеников?
— А ты, я вижу, готов напроситься?
Грен кивнул.
— Я брожу по Дороге, — Лин вольготно развалился в кресле. — Часто ночую под небом. Бываю в местах, где таких, как мы с тобой, принимают без особой охоты. Я играю не ради денег или славы. И в моих родных краях ко мне относятся с опаской — я же бродяга.
— Как мой дед, — пожал плечами Грен. — Если это был дед.
— Выглядишь ты так, словно это были и дед, и отец, и второй дед, — заметил Лин. — Почти чистая кровь. Ты живешь в таком же городе?
— Да.
— Тяжко. Однако ты привык ко всему этому, — Лин обвел рукой гостиную с ее собаками в корзинках, мягкой мебелью, растениями в обливных горшках, за которыми прятались коты. — Если не к роскоши, то по меньшей мере к комфорту. Ты выдержишь Дорогу? Сейчас весна — но весна только здесь. Будет и летний зной, и дорожная пыль, и дожди, да такие, что даже костра не развести, и мороз, когда чтобы умыться, надо разбить лед. Я в Дороге с Остары до Ночи Дорог. И тебя могут не принять там, где я остаюсь на зиму.
— Я воевал на Титане. В пустыне. Я справлюсь.
Лин улыбнулся.
— Ты отчаянный, я смотрю. Что случится, если я откажу тебе?
Грен понурился.
— Не знаю. Буду учиться сам. Буду искать хорошую арфу. Я не умею ходить по Дороге. Только по зеркалам. Сюда и еще в одно место.
— На чем ты играл прежде?
— Саксофон и фортепиано. Как…
— Да, — прервал его Лин. — Я понял. И что, больше душа не лежит?
Грен кивнул.
— Рояль — арфа, заключенная в клеть, — серьезно сказал Лин. — Саксофон — очень, очень человеческий звук. Он живой, но когда я его слышу, мне видятся глаза зверя в древесной кроне и тени в ночном море. И кучка людей, жмущихся друг к другу у огня. Ты умеешь разжигать костер?
— Нет.
— Готовить на огне?
Грен отрицательно помотал головой.
— Отличить хорошую воду от плохой? Освежевать дичь? Поймать рыбу?
— Нет. Я родился, вырос и жил в городе. На Титане у нас были армейские пайки.
— Люди… — протянул Лин. — А что ты умеешь?
— Стрелять из винтовки и из пистолета. Договариваться с людьми. Убивать.
— И еще множество всего, о чем ты не хочешь вспоминать, — заметил Лин. — Это читается по твоим глазам. Успел ты многое. Идем есть.
За ужином Грен молчал. Лин не прогнал его, но и не дал ему ответа. Грен размышлял, как будет искать кельтскую арфу — можно ли заказать ее в Сан-Франциско? А купить готовую? Где искать учебники и ноты, как играть? Учиться и знать, что это не более чем суррогат… Ждать менестреля с арфой, чтобы попроситься к нему в ученики, и знать, что, может, он никогда не придет. И правда, что делать эльфам на Земле, откуда их изгнали люди? Чудо, что здесь оказался хотя бы Лин.
Над столом витал разговор, к которому Грен не прислушивался. Быстрых внимательных взглядов он не замечал. Когда все ушли в гостиную пить кофе, Грен задержался, помогая Дэну убирать со стола.
— У тебя есть дорожные деньги? — неожиданно спросил Дэн. — Мобильник? Рюкзак хотя бы?
— Мобильник есть, — отозвался Грен. — Может, я еще никуда и не…
Дэн поморщился.
— В твоем случае, это вопрос времени. Сегодня или завтра, так или иначе — ты уйдешь. Тебя что-то зовет. Это бросается в глаза.
— Так сильно?
Дэн кивнул и включил посудомойку.
— Есть дорожные телефоны, заряжаются от солнечных батарей, берут по всей Дороге. Нужные номера я тебе забью. Деньги… деньги есть.
— Я верну.
— Мы убьемся переводить средства из мира в мир. Разберемся. — Он положил руку Грену на плечо и несильно сжал. — Я желаю тебе найти то, что ты ищешь.
— А то, что я оставлю дом на Туу-Тикки?
— Это ничего. Мы поможем. В твоем нынешнем состоянии от тебя все равно не будет проку.
Грен извелся, ожидая решения Лина. А тот не спешил. Они со средним сидели в гостиной и вспоминали общих знакомых, шутили и смеялись, потом Дэн принес гитару и они с Лином играли уже вдвоем. Тами и Туу-Тикки курили, сравнивали свои трубки, обсуждали то ли сорта табака, то ли рукодельные магазины. Пылал огонь в камине, собаки затеяли возню, коты устроили драку на каминной полке и свалили оттуда кучу каких-то мелочей. Наконец Лин отставил арфу и сказал Грену:
— Приходи завтра на рассвете. Выйдем рано.
И Грен прикрыл глаза, чтобы успокоить заметавшееся, как птица, сердце.
Сборы были короткими. От Дэна Грен получил кожаный мешочек с деньгами и мобильник, в который были забиты все нужные номера. Странное сочетание предметов, но Грену было все равно. Он вернулся в свой дом, чтобы собрать рюкзак. Его зачем-то купила Туу-Тикки. Еще предстоял разговор с ней, но сейчас Грену было не до того. Он трепетал от предвкушения, у него, казалось, звенела каждая жилочка.
Брал он с собой немного — зубную щетку и пасту, белье, куртку, пару сменных футболок, запасные джинсы, нож, который он совершенно случайно купил на выставке охотничьего оружия. Едва не забыл расческу и резинки для волос. Принял душ напоследок. А когда духи расчесывали ему влажные волосы, попросил:
— Срежьте половину длины. Срезанное сожгите.
И взрогнул, когда за спиной щелкнули ножницы.
Даже укороченные вдвое, волосы спадали ниже лопаток. Грен собрал их в тугой хвост и спустился в гостиную. Туу-Тикки там не было. Грен нашел ее на кухне. Она паковала в пергаментную бумагу копченое мясо, складывала в стопку плитки шоколада, пересыпала в тканевые мешочки орехи и курагу.
— Тебе понадобится какая-то еда на первое время, — сказала она. — И не забудь взять воду.
— У меня нет фляги.
— У меня есть. Купила, потому что красивая. Но во флягу лучше вино или джин. А воду — просто возьми бутылку. Пластиковая бутылка вообще пригодится.
Грен встал рядом с ней и принялся помогать. Припасов было немного — на день, много на полтора дня пути.
— Почему бумага и ткань?
— Пластик не разлагается и воняет, когда горит. Возьми еще мыло.
— Точно. Про мыло я забыл.
— Чай возьмешь?
— Нет, не вижу смысла. А вот кружку возьму. У нас есть металлические кружки?
— Сейчас посмотрю. Свитер брать будешь?
— Свитер и куртку. Как ты думаешь, лучше беговые кроссовки или трекинговые ботинки?
— Ботинки. Кроссовки не держат серьезной нагрузки. Планируешь пешее путешествие?
— Да.
Грен обнял Туу-Тикки.
— Я постараюсь вернуться, — пообещал он. — Прости, что вот так бросаю тебя, но…
Она прижала пальцы к его губам.
— Тс-с-с… По тебе и так все было видно. Когда ты уходишь?
— Перед рассветом.
— Тебе бы поспать.
— Я все равно не усну.
Собранный рюкзак, в который в последний момент добавили спички, соль и душистый перец, весил килограммов девять. Немного. Груз пехотинца на Титане был больше. Правда, на Титане была другая сила тяжести. И песок.
Всю ночь до утра Грен просидел в гостиной с Туу-Тикки. Она свернулась клубком в его объятиях — немного нервная, чуть печальная и, кажется, все понимающая, хотя о главном они не сказали друг другу ни слова. Говорили о музыке. О доме-у-дороги. О том, что написать Йодзу. Грен совсем забыл про связывающие его обязательства. Просто не хотел про них думать. Вряд ли Йодзу ринется по его следам, чтобы притащить Грена обратно, а остальное не имело значения. Туу-Тикки пообещала отписаться Йодзу сама. У нее были планы — освоить профессию медсестры-травматолога, воплотить задуманные рукодельные проекты, обойти все городские музеи. Грен молчал. Кроме как выйти с Лином на Дорогу и научиться играть на арфе, других планов у него не было.
Когда небо за окнами начало светлеть, Грен поцеловал Туу-Тикки, обулся, тщательно зашнуровал ботинки, забросил на плечи рюкзак и подошел к зеркалу. Обернулся от него и сказал:
— Я люблю тебя. Я постараюсь вернуться.
Туу-Тикки улыбнулась. Улыбка получилась грустной.
— Хорошей тебе Дороги, — пожелала она.