— Спокойной ночи, Грейс, — решительно простился Бруно.
Он захлопнул двери за гостьей и медленными шагами вернулся в мастерскую. Висок наливался тугой болью. Он приложил пальцы к давнему шраму и почувствовал, что в правой щеке маленькими молоточками изнутри заколотился нервный тик. Он постоял с минуту, прищурясь в ожидании боли, вглядываясь в темные фигуры, и подошел к столику, где стояла шкатулка для сигарет. Пусто. Он выругался под нос и торопливо обшарил все карманы — напрасно. Поиски в ящиках стойки, в тумбочках в спальне тоже не принесли успеха. Он сорвал с вешалки кепку и как раз натягивал плащ, когда под табуретом у бара заметил дамские перчатки на ковре. Может, на высоких каблуках она еще не доковыляла до площади и, если повезет, он догонит ее. Бруно запихнул находку в карман и сбежал по лестнице.
Городом владела ночь. Злобно завывал ветер, а дождь прилежно расчерчивал мглу тугими косыми струями.
Глава 4
У Шона Дойла, когда его доставили в городскую больницу, в голове и мысли не было о побеге. Он без придури был плох: почти сорок температура, весь в липком поту, а желудок словно набит осколками стекла, рвущими кишки. Только через сутки он чуток очухался и выполз из забытья. В мозгах клубился сплошной туман, он чувствовал себя разбитым и слабым, но боль отошла. В палате царил полумрак, только маленький ночник на тумбочке у кровати отгонял темноту и немного рассеивал мрак.
Как положено, рядом с ним сидел надзиратель Джоунс. Бывший уэльский гвардеец, посапывая, дремал на стуле у стены.
Дойл облизал сухим языком спекшиеся губы и попробовал свистнуть. Двери как раз открылись, и вошла медсестра, молодая индианка из Западной Индии, смуглая и гибкая, с перевешенным через руку белоснежным полотенцем. Сама царица Савская не произвела бы впечатления ярче, войди она в палату, а Дойл два с половиной года оттрубил с другой стороны решетки.
Девушка приблизилась к кровати, и он быстро прикрыл глаза. Всем телом, каждой его клеточкой он ощущал ее присутствие, впитывал ее духи с ароматом белой сирени, ловил шелест ее накрахмаленного халата, когда она на цыпочках подошла к Джоунсу. Дойл жадно наблюдал за ней из-под опущенных ресниц, когда гвардеец вздрогнул и стряхнул дремоту.
— Что случилось? — встревожился он. — С Бомбардиром все в порядке?
Медсестра положила ладонь ему на плечо.
— Все время спит. Может быть, вы хотите в буфет?
— Вообще-то не имею права, — протянул надзиратель с уэльским акцентом.
— Ничего страшного, я останусь тут, — успокоила его девушка. — И потом, что может случиться? Он не собирается просыпаться. После горячки он слабый, как котенок.
— Вот выручили! — благодарно прошептал Джоунс. — Тогда спущусь, глотну чаю и выкурю сигарету. За десять минут управлюсь.
Когда он, потягиваясь, поднялся со стула, девушка, помедлив, спросила:
— А почему вы его зовете Бомбардиром?
Уэльсец почти неслышно рассмеялся.
— Видишь ли, детка, раньше-то он как раз и служил в Королевской артиллерии. Когда вышел в отставку, попал на ринг, а там к нему и прилипла кличка Бомбардир Дойл.
— Он был профессионалом?
— Одним из сильнейших в среднем весе, — с гордостью ответил Джоунс. Как и всякий валлиец, он был страстным любителем бокса. — Чемпион Северной Англии. Ему бы не было равных, если бы он не путался с каждой юбкой.
— А что он натворил? — спросила она с любопытством.
— О, и тут он оказался на высоте! — Джоунс рассмеялся от собственной шутки. — Он переквалифицировался во взломщика и стал одним из лучших, и поверьте мне, это было непросто. Он забирался куда только можно.
Двери с легким стуком закрылись за ним, а медсестра пытливо глянула на Дойла. Он быстро сомкнул ресницы. Девушка легко поднялась со стула и подошла к кровати. Он мучительно ощутил, что она рядом, и чуть не захлебнулся волной ее духов, ароматом своих любимых цветов — свежей молодой сирени после ливня. Крахмальный халат поскрипывал, когда она склонилась над постелью, чтобы повесить чистое полотенце в изголовье кровати.
Бомбардир открыл глаза и жадным взглядом окинул плавные линии и округлости, подтянувшийся вверх халатик и темные чулки. Плотоядно хихикнув, он обхватил рукой левое колено девушки и скользнул ладонью вверх к нежной полоске голого тела сразу над чулком.
— Боже! Какое чудо! — с восторгом воскликнул он.
Глаза ее от возмущения стали почти круглыми. Мгновение она мерила его негодующим взглядом, потом вскрикнула и отбежала в угол. Бомбардир сокрушенно улыбнулся.