– Скажите… – обратился к Градоначальнику Петя, проверяя возникшую догадку. – Скажите, вот если вы сегодня вернетесь в Киев? Вот вы входите в свой бывший кабинет… И что вы там будете делать?
– Как что?! – Градоначальник даже растерялся, и было понятно: для него все предельно очевидно. – Когда я выходил из своего кабинета… когда я выбегал из кабинета, так точнее… Так вот, тогда я только что подписал указ за номером тридцать три… Когда наши войдут в Киев, я сяду у себя в кабинете и напишу указ под номером тридцать четыре.
Вальтер указал глазами на человека, который не принимал участия в споре. Просто стоял и смотрел. У человека было широкое «простонародное» лицо, умное и лукавое, проницательные черные глаза, полуседая голова. Бороду этот человек брил, что характерно для казаков.
– Простите… А почему вы не спорите? Вам все равно, кто первым вошел бы в Каховку и кто атаковал высотку с юга? – серьезно обратился к нему Вальтер.
С полминуты человек, усмехаясь, внимательно рассматривал друзей.
– У меня есть серьезное отличие от большинства остальных. В отличие от них, я пил верблюжью мочу, а они нет.
Петя и Вальтер сразу не нашлись, что возразить: очень уж необычно.
– Неужели верблюжья моча настолько проясняет мозги? – нашелся наконец Вальтер.
– Очень даже проясняет…
Человек уселся за столик и уставился на рюмку Вальтера с таким выражением, как будто никогда не видел ничего похожего.
– Не хотите немного выпить?
– Вы слишком добры… Арманьяку, пожалуйста… что ж до мочи, то ее надо пить, когда служишь во французском Иностранном легионе. И когда заблудишься в пустыне. Верблюды лежат себе и время от времени мочатся. Другой влаги нет… разве что еще кровь – и своя и верблюжья. Один из нас пил кровь верблюда, сошел с ума, и его пришлось пристрелить. Двое умерли, никак не хотели пить мочу. А я пил верблюжью мочу, одного даже пытался заставить… слишком поздно, он уже умирал. Вот в таких случаях верблюжья моча и производит самое целительное действие. Очень мозги прочищает: и кто ты, начинаешь понимать, и почему проиграна Гражданская война, и что ты делаешь во Франции – тоже.
Помолчали. Ребята переваривали услышанное.
– Ну все же вас пустили сюда… – произнес неуверенно Вальтер.
– А вы думаете, Прекрасная Франция впустила нас, потому что решила оказать благодеяние?! Просто некому было работать на автомобильных заводах Рено… Французы на эту работу идти совершенно не хотели. Был вопрос, кого ввозить: арабов из Алжира или нас? Мы все же больше похожи на французов, мы быстро ассимилируемся… Поэтому выбрали нас.
– Так вы же в Иностранный легион?..
– И в Иностранном легионе от нас больше проку, чем от арабов: мы смелее, активнее, опять же больше похожи на французов. Приходишь на вербовочный пункт, называешь любое имя, служишь пятнадцать лет. После этого получаешь французское гражданство и деньги за выслугу лет. Справедливости ради, денег немало – при том, что французы по натуре своей страшные жлобы.
– Но вы же выслужились?
Человек отхлебнул крепкий душистый арманьяк, словно воду или лимонад.
– Я получил гражданство на шестом году службы. И гражданство, и деньги, и крест Почетного легиона. Теперь я Есаул Бучинэ, француз… Почему Есаул Бучинэ? Потому что сам себя так назвал. Потом спрашивал у офицера: а если бы я назвался Наполеоном Бонапартом? Тот очень смеялся, но уверял: дали бы документы. Жалею, что не додумался. Только понимаете, какое дело… Было нас четверо однополчан, гражданскую вместе. Я вот получил все, что хотел, только что Бонапартом не стал. А вот дружков моих Господь прибрал. Логика простая: зачем посылать коренных французов в разные гиблые места? Пусть иностранцы выслуживаются, пусть их в колониях убивают алжирские мусульмане и негры. Кто выживет – пусть ассимилируются.
– Ну, эти ассимилироваться не собираются! – засмеялся Вальтер, кивнул туда, где спорщики уже рвали друг друга за грудки.
– Эти – нет… Кстати, они и не были в Иностранном легионе, до сих пор гражданства не имеют… Так до конца своих дней и будут выяснять, кто и как высотки брал. Это – они… А их дети и внуки? Думаете, им так страшно важно, кто и как именно брал высотку? Они вырастают французами…
– Простите, а как вас зовут?
– Имя у меня очень простое: Есаул.
– Это не имя, это чин в казачьей кавалерии.
– Когда человек лишается абсолютно всего… Когда он вынужден бежать из своей страны… Тогда его христианское имя не имеет ни малейшего значения. А из России я ушел есаулом… Хотите стихи?
– Конечно. Ваши?