– Спасибо, губернатор, – поблагодарил ее корреспондент Ассошиэйтед Пресс по окончании церемонии.
– Благодарю вас, господа, – ответила Ада. – Ну, а теперь я должна заняться работой. Могу вас заверить, что моя администрация окажется на высоте.
– До свидания, губернатор!.. Желаем успеха, губернатор!.. – Журналисты наперебой прощались с Адой и разбегались к своим пишущим машинкам и телефонам.
Мы остались вдвоем.
– Ну, вот ты и губернатор, – заметил я.
– Да, губернатор, – подтвердила Ада, и в ее голосе прозвучали одновременно и ирония и гордость.
– И как ты себя чувствуешь?
– Да никак. – Ада пожала плечами и нахмурилась. Ее лицо было чуть напряжено, и я спросил себя: от чего бы? От чувства новой ответственности или от чего другого? Авария с машиной Томми произошла в полном соответствии с тем, что она называла "генеральным планом" Сильвестра. Я не сомневался, что она не могла бы сделать это сама или через других. Почти не сомневался.
– Как Томми? – попробовал позондировать я.
На ее лице отразилась озабоченность, и ничего больше.
– Плохо. У него серьезно поврежден позвоночник. Удивительно, как он остался жив.
Действительно ли прозвучала в ее словах нотка горечи или это только мне показалось?
– Но все же он поправится?
– Со временем, – кивнула она.
– У тебя уже есть какие-то планы управления штатом?
– Он мне еще ничего не сказал. – Ада не уточнила, кто этот "он", но горечь в ее словах на этот раз прозвучала вполне отчетливо.
– Какие новости о том, другом, деле?
Ада быстро качнула головой и прикоснулась пальцем к губам:
– Я уже тебе говорила. По-моему, пока вопрос исчерпан.
– Надеюсь, так будет и дальше, – заметил я и переменил тему. – Ты стала такой важной персоной, что мне, наверно, теперь нельзя даже пригласить тебя на обед?
Ее лицо просветлело.
– Чертовски важной. Правда, из-за Томми и всего прочего мне, пожалуй, не следует появляться с тобой в общественных местах. Знаешь что? Я накормлю тебя обедом у себя дома. В час дня.
Она, конечно, имела в виду губернаторский особняк.
– Заранее охвачен благоговейным трепетом.
На обеде у нее я все же побывал. Ничего особенного она мне не сказала, ее явно что-то угнетало, но моему приходу она обрадовалась. Разумеется, и я был рад, хотя ее возвышение существенно изменило соотношение сил между нами.
Как всегда в таких случаях, новому губернатору полагается обычный мораторий. В передовых статьях газеты выражали сочувствие по поводу несчастья, постигшего Томми и тем самым ее лично, подчеркивали, какие трудности, особенно для женщины, связаны с пребыванием на посту губернатора, намекали, что ей обязательно потребуется помощь. В течение нескольких недель газеты воздерживались от нападок на Аду. Пожалуй, пока не стало ясно, что на очередных выборах губернатора она выдвинет свою кандидатуру.
Это открытие, или разоблачение, или просто запоздалое осознание давным-давно ясного факта произошло в апреле, когда Ада созвала специальную сессию законодательного собрания штата. Над Капитолием, словно туча, нависло смутное беспокойство. Тревожная неизвестность наполняла места, где собирались члены собрания, – вестибюли и номера отелей, комнаты комиссий и рабочие кабинеты двадцатичетырехэтажного улья Капитолия.
Газеты проявляли сдержанную заинтересованность и осторожности ради держались выжидательно. Никто ничего не знал.
– Что она задумала? – за день до открытия сессии спросил у меня знакомый журналист из Ассошиэйтед Пресс, отпивая кока-колу прямо из бутылки. Мы сидели в комнате для прессы в здании Капитолия; тут же в углу стучал телетайп. – В свое время вы были ее... одним словом, поддерживали с ней довольно тесные отношения. Разве она не посвящает вас в свои дела?
– Никогда! – ответил я и отпил из своей бутылки кока-колы.
Задолго до выступления Ады зал палаты представителей был заполнен до отказа; казалось, люди вот-вот начнут выжимать друг друга в распахнутые двойные двери. В креслах располагались члены обеих палат; зрители толпились на галереях для публики и на островках за барьерами, отгораживающими партер.
Наконец из боковой двери в зал вошла Ада. Вначале поднялись законодатели в первом ряду, за ними все остальные. Ада была в простом белом платье – своей официальной форме – и почти без косметики. Она поднялась на возвышение и повернулась к собравшимся.
"Я знаю, все вы добры, ну а мне не занимать мужества", – казалось, говорила ее улыбка, когда законодатели встретили ее аплодисментами.
Подождав, пока в зале воцарится тишина, Ада начала читать в микрофон свою речь, время от времени скользя взглядом по обращенным к ней лицам.
Не прошло и десяти минут, как она закончила, снова улыбнулась и склонила голову. Законодатели аплодировали ровно столько, сколько требовала традиция. Ада под аплодисменты спустилась с возвышения, прошла по проходу и скрылась за двойными дверями.
Только теперь, почти в полном молчании опускаясь на свои места, законодатели начали осознавать, что госпожа губернатор подложила им бомбу замедленного действия.
Ада предложила: ввести всеобщее социальное страхование; продлить выплату пособий по безработице с пяти месяцев до года; создать кредитное бюро, предоставляющее индивидуальные займы на строительство домов в размере до девяноста процентов их стоимости; увеличить размер пенсий по старости ровно наполовину.
И каждый законопроект о перечисленных льготах содержал пункт о повышении того или иного налога для их финансирования.
Так, в законопроекте об увеличении пенсий по старости до ста долларов в месяц предлагалось повысить стоимость пачки сигарет на два цента с тем, чтобы полученный доход направлять на выплату повышенных пенсий. Законопроект о продлении срока выдачи пособий по безработице содержал положение о повышении на три цента цены каждого галлона бензина. Надбавка трех центов на каждую бутылку пива должна была окупить создание нового кредитного бюро, а увеличение цены на бутылку вина на шесть центов позволяло ввести всеобщее социальное страхование.
На голосование ставился каждый законопроект в целом; следовательно, тот, кто голосовал против повышения налога, одновременно отвергал и введение той или иной льготы.
Правда, один из внесенных Адой законопроектов представлял исключение. Он не предусматривал введение каких-либо новых льгот. В нем шла речь о введении специального пятипроцентного налога на корпорации. Все сборы предполагалось направлять в "общий фонд".
Теперь я раскусил замысел Сильвестра. Он был уверен, что причастность Ады к этим законопроектам гарантирует их успех. А ему останется только подсчитывать дивиденды. Я был прав: он приберегал их не для Томми, а для Ады, чтобы создать ей популярность.
Законодатели не сразу поняли, чем оглушила их Ада. В беседах с журналистами они высказывались довольно осторожно: "Я должен поразмыслить и посоветоваться со своими избирателями". В действительности они просто выжидали реакцию общественности; поскольку дело происходило в четверг, собрание объявило перерыв на субботу и воскресенье, и государственные мужи отправились домой.
Разумеется, реакция не заставила себя ждать. Ее первым сигналом послужила статья, опубликованная на первой полосе наиболее консервативной газеты Нового Орлеана, причем никто не сомневался, что автора надо искать отнюдь не в самой редакции. Предложения Ады квалифицировались как "самая деспотичная в истории Штатов попытка ввести налогообложение, которое повергнет Луизиану в пучину банкротства". Далее в статье говорилось, что "ни один здравомыслящий человек (подразумевалось, конечно, "ни один здравомыслящий мужчина") не допускает мысли, что избиратели дадут свое согласие". Предложенные Адой льготы вкратце перечислялись на внутренних страницах.