Она вышла из кабинета так быстро, что я не успел ответить и лишь растерянно посмотрел на захлопнувшуюся дверь.
Если Ада надеялась, что я буду сидеть сложа руки и молча наблюдать, как он издевается надо мной, она здорово ошибалась.
Затем наступил день, когда я получил следующую "посылку". Как мне казалось, я ожидал ее уже несколько лет, забыл, сколько, целую вечность. Ждал и уже начал надеяться, что она вообще не придет... Нет, неправда, вся моя жизнь стала одним ожиданием, ибо я знал, что "посылка" придет.
И она пришла.
Я чувствовал себя... Впрочем, не знаю, как я себя чувствовал. Пожалуй, почти так же, как в то утро, когда под артиллерийским обстрелом готовился выскочить из окопа и броситься в атаку. Но огонь вдруг прекратился, война кончилась, и уже не надо было бросаться в атаку. Я был спасен, но наступившее затишье стало для меня концом света. Вместе с последними выстрелами мир, показалось мне, утратил свою реальность.
Правда, то, что я испытывал сейчас, было несколько иным. Что-то кончалось для меня, но война продолжалась, и моему ожиданию конец пока не наступил. Пришла очередная "посылка" – и только. Очередная, но не последняя.
Это были три абзаца в очередном номере мобилской газеты.
В них говорилось:
"Сегодня полиция сообщила, что ей, видимо, удалось выяснить, кому принадлежал скелет, найденный около года назад в заливе поблизости от города.
Предполагается, что это останки Бланш Джеймисон, 51 года, владелицы фешенебельного дома терпимости, переселившейся, как считалось ранее, в Калифорнию.
По мнению полицейских, Джеймисон стала жертвой междоусобной грызни гангстерских шаек. Следствие продолжается".
Все-таки, оказывается, не все еще кончилось!
Я немного испугался. Более того, у меня появилось такое чувство, будто какая-то шестеренка встала на место и колеса завертелись. И я обрадовался. Вот это-то меня и напугало.
Четыре слова не выходили у меня из головы: "междоусобная грызня гангстерских шаек", "междоусобная грызня гангстерских шаек", "междоусобная грызня гангстерских шаек"...
Вот что должно спасти нас!
В самом деле, если убийство в Мобиле – результат грызни гангстерских шаек, как они свяжут его с губернатором Луизианы? Или начальником полиции этого штата?
И тем не менее я знал, что по-прежнему не перестану ждать "посылки". Не перестану ждать, пока... Но мне не нужно это "пока". Я не хотел думать об этом "пока"!
ТОММИ ДАЛЛАС
После избиения Джексона я решил, что теперь нет смысла ожидать очередной выборной кампании, что надо немедленно использовать имеющиеся у меня материалы. Сейчас Ада особенно уязвима. Случай с Джексоном и мои документы заставят даже раболепствующее перед ней законодательное собрание сместить Аду с поста губернатора и привлечь к уголовной ответственности.
Вот почему следовало немедленно передать Джексону мои материалы.
Говоря по совести, мне казалось, что, когда наступит этот момент, я буду чувствовать себя на вершине мира, упиваться сознанием того, что скоро сквитаюсь с ней за все.
Однако ничего похожего я не испытывал.
Наоборот, мне было неприятно. Я помнил выражение ее лица и ее голос, когда она сказала: "Кто, по-твоему, удержал определенных людей от поездки в Сент-Питерс, когда ты там громил всех и вся?"
Нет, нет, нельзя поддаваться на ее уловки! Я знаю, что нужно делать, и я это сделаю.
Мы договорились с Джексоном, что встретимся в конце недели.
СТИВ ДЖЕКСОН
На следующий день, передав в вечернем бюллетене телевизионных новостей сообщение о Бланш Джеймисон, я отправился в Батон-Руж, чтобы после встречи с Адой повидать Роберта Янси. Вряд ли он так сразу и капитулирует, и потому я хотел предупредить Аду, что ей пока ничего не угрожает. Возможно, она понимала это и без моего предупреждения, но нависшая угроза могла встревожить ее, вызвать опасение, что я перестараюсь и, разоблачая Янси, невольно подведу и ее. Я собирался рассказать Аде о своих подлинных намерениях и попросить ее не беспокоиться. Я понимал, на какой риск иду: стоило ей передать наш разговор Янси, и все мои планы будут сорваны.
Маленькая секретарша Ады (принятая на эту работу, наверно, за свою непривлекательность) зло посмотрела на меня, когда я появился в приемной, и совсем ощетинилась, когда по внутреннему телефону получила распоряжение пропустить меня к губернатору.
Ада, как всегда, держалась спокойно, и, как всегда в ее присутствии, я почувствовал какое-то напряжение и неловкость, словно я провинился перед ней, а она милостиво меня прощает.
Я рассказал, что привело меня к ней.
– Я не хочу, чтобы ты беспокоилась, – заключил я.
– Ты думаешь, я и в самом деле беспокоюсь? – улыбнулась она.
– Не знаю... – Я помолчал. – Буду признателен, если ты ничего не... – Я не закончил фразы.
– Я ничего ему не скажу.
Я поднялся на этаж выше, в кабинет Янси. Меня сразу же пропустили к нему.
Я почти не сомневался, что он смотрел телепередачу, основательно струсил и обязательно захочет выяснить, как далеко заходит моя осведомленность.
Янси сидел за столом, делая вид, что поглощен составлением какой-то бумаги; его русые волосы были тщательно расчесаны на пробор.
– Минуточку, – холодно сказал он, потом быстро поднял взгляд, и хохот его металлом загромыхал по комнате: – Носите его так, чтобы побыстрее выхватить, да?
Губы его искривились в ухмылке, когда он заметил, что револьвер при мне. А меня поразило его лицо: постаревшее, уже не гладкое, как прежде, а изрытое морщинами от постоянного внутреннего напряжения.
– Вот именно, – с напускной небрежностью ответил я, чувствуя, что краснею.
– Что вам нужно? – сухо осведомился Янси, сверля меня тяжелым взглядом.
– Вы смотрели мою программу вчера вечером?
– Возможно, смотрел, возможно, нет. А в чем дело?
Он не спускал с меня глаз, как затравленный, но все еще смертельно опасный зверь.
– Вы слышали сообщение о Бланш Джеймисон?
Я должен был признать про себя, что выдержки ему не занимать: ни один мускул не дрогнул на его лице.
– Не помню. Я слишком внимательно слушал вашу песню о... портфеле.
– Я упомянул в своей программе, что найденный в Мобиле скелет принадлежал Бланш Джеймисон – хозяйке тамошнего дома терпимости.
Янси пожал плечами. Как мастерски он владел собой – даже не находил нужным протестовать!
– Никогда о ней не слышал. Ну, а теперь к делу. Зачем вы пришли?
– Хочу предложить сделку.
– А я-то считал, что вы боитесь всяких сделок как черт ладана.
– На этот раз не боюсь.
– Вероятно, что-то очень уж интересное. – Он натянуто улыбнулся. – Что же именно? – В голосе зазвучал металл.
– Я хочу, чтобы вы ушли в отставку.
Янси начал смеяться.
– Если вы согласитесь уйти в отставку, я ни единым оловом не стану упоминать в своих программах ни о Бланш Джеймисон, ни о виновниках ее смерти.
Янси перестал смеяться.
– А если уж я начну приводить кое-какие подробности, то буду вынужден сообщить вот что...
И я рассказал то, что мне в свое время сообщила Ада.
На этот раз смех Янси прозвучал явно натянуто.
– Только попытайтесь... Попробуйте – и немедленно окажетесь в тюрьме. Попытайтесь, и тогда вам долго, очень долго не видать света белого. Попробуйте!
– Я говорю вполне серьезно, и перестаньте грозить. У меня есть все необходимые доказательства.
Смех стих.
– И вы считаете, что кто-нибудь согласится выслушать подобный вздор?
– То, чем я располагаю, заставит выслушать.
– Что? – вырвалось у него, как пуля.
– Скоро сами убедитесь, если не захотите заключить сделку.
– Вы псих. Попробуйте выступить с этой чепухой – и мне придется посылать вам рождественский подарок прямо в тюрьму. Мне придется это делать двадцать лет подряд.
– Что ж, если так... – Я направился к двери. – Не пропускайте моих программ.