— А как быть мне? — выбираюсь из его теплых рук. Кажется, мне в глаз соринка попала. Ну а какого хрена он тогда намокает…
— Это тебе решать. Ты можешь послать нас всех к дьяволу, и ты будешь права. А можешь позволить себе узнать, что будет дальше. Выбор за тобой. Но стоить заметить, чтобы немножко облегчить твой выбор, и хоть Лиза и просила не давить на тебя, но я, как ее муж, должен ее оберегать и сделать все для ее спокойствия, хочу сказать, что послать человека можно вообще в любой момент, — и он мне подмигивает.
— Вы что, какой-нибудь модный психолог? — пытаюсь незаметно шмыгнуть носом.
— Почти, — улыбается Григорий, — я преподаю философию в университетах.
— Оу. Ясно.
— Ну что, пойдемте? — спрашивает мать. Григорий берет ее за руку, а она посылает ему взгляд полный благодарности и любви.
— Да, пошлите! — Ева обхватывает обеими ручками мою ладонь и тянет в сторону синей машины.
Мы заезжаем за цветами. Григорий покупает все гвоздики, которые есть в магазине, а я покупаю шесть белых роз с большими бутонами, вроде это чайные.
Чем ближе к кладбищу, тем тише становится в машине. Мы не разговариваем и даже Ева перестала болтать. Ее личико такое сосредоточенное, что невольно напрягаюсь.
— Приехали, — шепотом говорит мать, когда машина останавливается, хотя итак понятно, где мы.
В тишине выходим из машины. Ева сразу берет меня за руку и начинает тянуть в сторону входа. Что ж, иду за ней.
Я пытаюсь для себя находить запоминающие ориентиры. Чтобы потом смогла спокойно найти место, где спит моя Ладушка.
— Честно сказать, — шепотом говорит мне сестрёнка, — я боюсь кладбище.
— Да быть такого не может, — шепчу в ответ.
— Плавда. Я и за луку тебя взяла, потому что мне стрлашно. Когда я умлу, я хочу, чтобы меня клемиловали и лазвеяли мой прах над морем.
Я в ахере.
— Тебе точно три года? Откуда такие познания?
— Я смотлела фильм, там мелтвых сжигали. Это хорошо. Я не хочу, чтобы у меня была могила, куда могла плиходить мамотька. Потому что, когда мы плиходим к Ладе — мама всегда плачет. А я не хочу, чтобы моя мамотька плакала еще больше.
Можно возразить, сказать, мол, что ты умрешь еще не скоро, и что это дети приходят на могилку к родителям… но это все херня. Вот есть мы, и мы идем на могилку к нашей сестре и дочке. Мы не знаем, что случится с каждым из нас завтра. Поэтому, даже если Ева ждала от меня опровержение ее словам, я молчу.
Даже если я приду сюда одна, я найду могилку Лады. Рядом с ней растет большая голубая ель.
В горле ком. Хочу сказать хоть что-то, но не могу. Просто смотрю на улыбающуюся Ладушку, вырезанную в камне.
Тут очень чисто, ни соринки, ни травинки. Несколько ваз с завявшими цветами. Мягкие игрушки.
Я в первый раз на кладбище, поэтому что делать вообще не знаю. Оглядываюсь в поисках подсказки — мать с Григорием уже тоже почти догнали нас.
Мать несет гвоздики, а Григорий Федорович — пятилитровую бутыль с водой.
Уступаю им место и наблюдаю.
Мать подходит к надгробию и привычным жестом наклоняется и целует гранит. Она здесь точно не редкий гость.
— Здравствуй, доченька. А мы тебе видишь кого сегодня привели. Нашу Аду.
Я слышу, что голос матери дрожит. Ева тут же подходит к ней и обнимает.
Григорий меняет высохшие цветы на свежие, наливает воду.
Я не могу объяснить свое состояние. Больше всего мне сейчас хочется лечь и обнять этот уже совсем небольшой холмик. Интересно, почему именно холмик, не надгробие? Ведь это более правильно, на нем фотография Лады. Мозг, заткнись!
Стараюсь не слушать, о чем рассказывает мать — это ведь ее личное. Улыбаюсь краем рта, когда Ева торжественно обещает в следующий раз прийти с фиолетовыми волосами и при этом косится на своего отца.
И все время молчу. И вспоминаю мою девочку.
— Ада, — выводит меня голос Григория из воспоминаний, — мы пойдем. Будем ждать тебя в машине. Не заблудишься?
Машу отрицательно головой.
— Я с Адой останусь и покажу ей дологу, — говорит Ева, но Григорий, сказав, что мне надо побыть с Ладой наедине, уводит ее.
И вот я стою напротив ее фотографии.
А сказать ничего не могу. Ком все еще в горле. Опускаю глаза вниз и вижу розы у себя в руках.
— Вот, — хриплю, — цветы тебе принесла. На тебя похожи, такие же светлые.
Зашибись, монолог. Ну хоть так.