Вижу, как прежде чем ответить, делает глубокий вдох.
И сейчас, пока едем в машине, я отчетливо вижу ее волнение. А еще нежелание приводить меня к себе в гости.
И я ее понимаю. Я бы тоже сам себя не пустил на ее месте.
Но я не на ее месте и поэтому с великим удовольствием и улыбкой от уха до уха везу нас всех пить чай с чизкейком.
— Тетя Сливка, а Айк любит коточку?
— Что любит?
— Коточку?
Переводит взгляд на меня, мол, переведи.
— Кос-точ-ку, — говорю по слогам для Марка.
— Да, ко-точ-ку. Любит?
Всю неделю Марк спрашивал у меня про Айка, как давно я его знаю, не кусал ли он меня. Ну я и рассказывал, а в своем рассказе Аду называл Сливкой. Вот он и рассмешил меня, когда впервые так обратился к Аде.
Не к месту начинает болеть голова. Резко как-то в этот раз. И сразу сильно.
— Адам? Все хорошо, — сквозь пелену слышу взволнованный голос Ады. — Ты побледнел.
— Сейчас, — пытаюсь ответить, но не знаю, сказал ли вслух или это только в мыслях, сам из последних сил стараюсь перестроится на крайний правый.
Уже размыто вижу, что Ада включает аварийку.
— Адам? — она очень взволнована, но не кричит, наверное, боится испугать детей
— Не волнуйся, малышка, — но опять же, не знаю, сказал ли.
Останавливаю машину, хочу достать обезбол из бардачка, но, кажется теряю сознание.
Прихожу в себя в больничной палате. Рядом взъерошенный Лука.
— Марк. Где. Марк. — выдавливаю каждое слово. Башка болит еще, но вроде терпимо.
Братишка подлетает ко мне с диким взглядом.
— Адам… — у самого губы трясутся.
Неужели то, что я припарковал машину, мне привиделось? Мы попали в аварию? Что, бл@ть?
— С ним все хорошо, он с девочками, — отвечает на вопрос брат и я выдыхаю.
— Есть вода?
— Да, сейчас, — Лука отходит от кровати.
— Давно я тут? — пытаюсь приподняться, но голова резко едет.
— А давно у тебя начались головные боли? — рычит брат.
И правда, давно ли? Года два точно. Сперва просто ненавязчиво так, жить можно было, просто дискомфорт. А вот последние полгода уже без обезболов не могу при приступах.
— Пару лет.
— Бл@ть! Адам! И ты не обратился к врачу!
— Я собирался…
— Да неужели?! Ты идиот! У тебя сын, который кроме тебя никому не нужен! Нельзя так относиться к своему здоровью.
— Кто ты, старичок, и куда ты дел моего брата?
— Адам! Я не шучу сейчас! Пока ты тут валяешься, я тут с ума схожу. Из разговора дяди Паши я понял, что это может быть даже рак!
— Ты это…Марка не бросай. И Аде передай, что я ее люблю. Но не женись на ней, понял! С того света буду являться к тебе тогда.
— Ой, идиооот, — вздыхает Лука и садится на стул.
— Успокоился?
— Да. Ладно, пойду дядю Пашу позову. Сказал, дать знать, как очнешься.
Вакуум.
Дотянул, получается.
А если рак? Та нее, не может быть. А если…? Сволочь Лука. Зачем сказал только?
Торможу на корню любую мысль. Просто перечисляю все, что вижу в палате.
Потом приходят наш с Лукой крестный, по совмещению главврач одной из городских больниц, с медсестрой и разводят вокруг меня деятельность. Дядя Паша строго говорит, о наших дальнейших действиях и Лука на кресле везет меня вслед за неулыбчивой медсестрой.
МРТ. Прикольная штука. Немного жутковатая на вид. Хорошо, что я не страдаю клаустрофобией.
Получаю инструкцию и приятную музычку в наушниках.
Пятнадцать минут, а по ощущениям все сорок, я лежал и думал, что я буду делать, если рак.
Что я буду делать — бороться за жизнь, конечно. Отберу у старушки с косой всё максимальное время, которое смогу.
После МРТ возвращаемся с Лукой в палату, ждать результат.
Молчим. Но я вижу, как нервничает мой брат. То сядет, то встанет. Из угла в угол. Хочется осадить его, чтобы не мельтешил перед глазами. Но молчу.
Минут через двадцать Лука подлетает к моей кровати и, грозно выставив на меня указательный палец, рычит.
— Попробуй только умереть, Адам! Я серьезно, твою мать! Не смей меня оставлять, понял! Фак!
— Лука, это просто головные боли. Я не умираю.
Не умираю же?
— Ну что же ты, Адам, не бережешь то себя? — с порога говорит дядя Паша. По его непроницаемому лицу не могу понять с какими новостями он.
— Не томи, дядь Паш! — не выдерживает Лука.
— Опухоль у тебя в мозгу, — он поднимает к лицу снимок и тычет пальцем куда-то в мой мозг. — Вот тут.
— И сколько мне осталось? — получается только хрипло, хотя пил минуту назад.
— Я-то откуда знаю, — удивляется дядя Паша. — Я же не Господь Бог! Ну надеюсь, лет сорок-сорок пять. Хватит тебе столько?