Она замолкает и видно, что собирается сказать что-то очень важное и страшное для меня. И я кажется, понимаю, что именно.
— Вы удалили мне матку? — значит, мне не приснился разговор двух женщин. — Я читала о разных исходах беременности с предлежанием. И я очень благодарна, что спасли мою жизнь и жизнь моего сына, — и снова поток слез.
— Да, к сожалению, мы были вынуждены сделать гистерэктомию. Придатки и яичники сохранили. И вы потеряли около двух литров крови, поэтому так тяжело вам. Вот так…
— Спасибо еще раз. Спасибо за жизнь.
Пытаюсь понять, что я чувствую. Читала я эти форумы, будто бы после удаления матки перестают чувствовать себя женщиной. Пустышки. Нет, такого я не чувствую. Ни отчаяния, ни стыда.
Я чувствую безмерную благодарность. За то, что могу сейчас вдохнуть полной грудью. За то, что смогла выносить и родить. За то, что продолжаю жить.
После обеда, когда я даже черепашьими шагами дотопала в туалет, происходит волшебство.
В палату заходит моя врач, Ирина Юрьевна. В руке у нее мой телефон и она улыбается мне.
— Ваш телефон принесла. Сейчас, секунду, — говорит и начинает что-то искать в нем. Я даже немного удивляюсь, что ей надо в моем мобильном, но не заостряю на этом внимание.
И тут на всю палату раздается детский крик. Ирина Юрьевна поворачивает экран в мою сторону.
— Это ваш сын. Смотрите, как требует молочка.
А я замираю. Оторвать взгляд не могу от экрана. Моя душа и сердце сейчас в этой белой коробочке.
— А вот еще одно, тут уже успокоился и сосет бутылочку, — перелистывает видео. — Вы, кстати, первый человек, у кого нет в телефоне пароля. Я не лазила в нем, только сняла для вас видео.
— Там все равно нет ничего тайного. А эти видео бесценны, — забираю телефон из протянутых рук, — спасибо вам огромное.
— Ну оставляю вас.
Я не замечаю, как она уходит. Потому что все мое внимание сосредоточенно на личике моего сына. Он такой крошечный, Господи, да его страшно будет взять в руки! Его запеленали так, что я не вижу его волосики, не знаю, какого они цвета.
А носик у него малюсенький, и кончик смотрит вверх.
Нажимаю "отправить видео" и выбираю Адама.
Через двадцать восемь секунд, а именно столько длятся оба видео, у меня начинает звонить телефон.
— Привет, родной.
А он молчит.
— Плачешь, что ли? — спрашиваю специально с улыбкой. Потому что я точно знаю, что он плачет.
— Ты же знаешь, как я тебя люблю, родная?
— Знаю. Поздравляю тебя!
— А я тебя поздравляю.
— Знаешь, я так и не поняла, как его назвать. А ты?
— Лука предлагает Адидасом назвать, — со смешком выдаёт мой супруг.
— Чего?
— Ну Ада, Адам. Ребенок Адидас.
— Пусть он своих детей так называет, — смеюсь и морщусь от боли в животе. — Мне тут пришла идейка одна. Наши с тобой имена на "А". Есть Марк. Может и маленького назовем на "М"?
— Максим, Михаил, Макар, Матвей, Мирон, то что сходу пришло на ум.
— Хм… Может, Марат? Мар-к и Мар-ат?
— Ольховой Марат Адамович? Необычно, но мне нравится.
— Марат, — улыбаюсь. — Адам, есть еще кое-что.
— Что, Адушка?
— Не жди, что я тебе подарю еще одного ребенка. Спасая меня, матку мою не спасли, — вываливаю на него и замираю в ожидании ответа.
— Что ж, стоит поблагодарить ее за то, что она подарила нам Марата, — с улыбкой говорит мой мужчина. — Любую, Ада. Я буду любить тебя любую!
Мы болтаем еще немножко, во время разговора постоянно по второй линии звонят то мама, то Григорий и я прощаюсь с Адамом.
Мама, конечно же, плачет и считает, что она виновата. А я ей отправляю видео ее внука.
Глава 45. Ада
Сегодня нас выпишут. Должны были вчера, но Марат немножко пожелтел и его оставили на ночь еще, полежать под лампой. Я не спала почти всю ночь, боялась оставить сына под синим светом без присмотра. А раз сказали, что чем больше времени он под ней проведет, тем лучше для него, то и провел он так почти всю ночь.
Он такой тихий и спокойный. Когда меня из реанимации перевели в послеродовое, заселили в палату с еще двумя девочками. У них малыши такие громкие и крикливые, а мой спит себе спокойно под крики.
Когда начинает хотеть кушать, то так мило начинает искать грудь своим маленьким ротиком. А если не успеть вовремя дать грудь, тогда он начинает кричать громко-громко. Но стоит только взять на руки, он успокаивается.
А еще у него потрясающие черные, как смоль волосы. Густые и длинные. Соседки по палате сокрушались, что у них девчонки лысенькие почти, а мой пацан и такой волосатый. И глазки у него темно-серые.