— Что они делают?! Княжич, почему они уходят?
Воислав лишь молча заскрипел зубами, понимая — Тадичи предали их, здесь, посреди битвы, они отринули давнее братство и продались туркам!
А враг будто только и ждал, ринулся на беззащитный теперь правый край русинского войска, окружая его.
Внезапно раздался слитный крик, он был полон скорби и горя, до Войко долетело:
— Князь! Князь! Борут! Князь погиб!
Словно вражья стрела ударила в грудь воина, он хлестнул коня плетью и во главе своей малой дружины ринулся в битву, направляя скакуна к стягу Борутов, еще возвышающемуся над рядами воинов. Где-то там был отец. И Войко знал, что тот не отступит, и сам был готов сражаться насмерть рядом с ним.
Что могут сделать дюжина воинов в сражении, где бьются тысячи? Не так и мало. Сила и горячность молодых охотников, ярость, с которой они врубились в ряды врага, вдохнули новые силы в сердца русинов и позволили прорвать почти сомкнувшееся кольцо окружения. Но все оказалось напрасно, не успели Воислав и его воины, в бешенной рубке добраться до воеводы и княжьего стяга, как знамя пало, вместе со знаменосцем и самим воеводой.
Последним безумным натиском, в котором шашки летали как молнии, нанося смертельные раны врагам, они смогли дойти в страшной сутолоке битвы до места, где посреди убитых друзей и врагов лежали тела князя Борута, его сыновей и верного воеводы клана — Георгия Борута, отца Воислава.
Но воевода был жив, потеряв коня и весь израненный, он с огромной и неведомо как оказавшейся в его руках алебардой продолжал сражаться над бездыханным господином, отражая все попытки захвата его тела, разрубая страшными ударами людей и коней.
Войко в круговерти сечи сумел вплотную подобраться к отцу, крикнув ему:
— Отец, отец! Я рядом! — и не оборачиваясь, прокричал приказ своим бойцам, — коня воеводе!
— Сынок! Адам! Спаси князя! — И в тот же миг вражья пика с лязгом пронзила доспех воеводы, опрокинув его навзничь.
Свесившись с седла, он сумел подхватить тело князя-правителя и перекинул его через переднюю луку седла. Подоспевший Микула, соскочив со своего коня, поднял тело Георгия Борута и вновь оказавшись в седле, бросил коня вслед устремившемуся на прорыв Воиславу.
Бешенный рёв «Гайда!» накрыл поле. Все Боруты, что были еще в силах сражаться, бросились на помощь княжичу. Турки были уже не в силах остановить яростный напор русинов, и в образовавшийся прорыв хлынул поток воинов.
Сколько их спаслось тогда — сказать трудно, но большая часть славного рыцарства Пятиградья осталась лежать на том смертном поле. И будь во веки веков прокляты предатели и иуды, что отреклись от свободы и братства русинского!
Встреча
После разгрома Крайны русины вынуждены покинуть родину и вести непрестанную и кровавую партизанскую войну на границе и теперь их судьбу решает слепой случай или встреча в корчме.
Очередное пробуждение вернуло Войко из светлого с привкусом горечи прошлого в опостылевшее настоящее. Просыпаться не хотелось, он из последних сил постарался уцепиться за рвущуюся ткань сновидения, но немилосердная жизнь ворвалась в его каморку грохотом того, что здесь называлось музыкой, и криками, напоминающими песий лай — уже становящейся привычной речью местных обитателей — немцев. Откинув полог порыжелой от четырехлетних скитаний и лесных ночевок у костра бурки, он сел на жестком лежаке и потер руками лицо, окончательно просыпаясь. Над головой слышались шаги, шум передвигаемой мебели, все же житье в подвале — пусть и дешевое, но имеет свои недостатки — с раздражением отметил про себя княжич.
Думать не хотелось, но надо было что-то делать, что-то решать, двигаться куда-то. Мысли еще ворочались тяжело, как жернова на мельнице. Войко поморщился, поднялся и, пройдя босыми ногами по прелой соломе, щедро рассыпанной по полу, подошел к кувшину с не свежей, чуть затхлой водой. Неприятно, но он уже привык, другой здесь попросту не было, только для важных господ специально привозили бочками с горных ручьев, остальным же…
Войко в тысячный раз проклял свое ранение, как не вовремя! Товарищи ушли к границе, а он сидит тут в этой хамской корчме и ждет! Пытки худшей, чем бездействие деятельная и горячая натура князя попросту не знала. Радовало одно — нога почти зажила и даже при ходьбе почти не причиняла неудобства, выдавая Воислава только легкой хромотой, которая должна была, по его мнению, также исчезнуть в ближайшие дни.
Трактирщик, первым встретившийся при входе в зал, поглядел на него с сомнением, но встретившись с холодным взглядом синих глаз, кивнул, попятился к кухне, откуда раздавался перезвон посуды, шипение сковородок и шел дивный запах жареной птицы. От этого запаха Войко еще острее ощутил свое незавидное положение. Жалкое существование последних недель, выбивало почву из-под ног. Куда делись все его честолюбивые планы, мечты, гордость, наконец? Оставшихся денег едва хватит до конца недели. А что потом? Всего скорее, придется идти в наемники, вот потому и сидел он уже который день в шумной и душной корчме, приглядываясь к посетителям…