Где-то, в глубине души, хранилось отдалённое воспоминание о колючих настороженных взглядах суровых парней, но, назло сумрачной капиталистической действительности, Пётр Иваныч сохранял традицию ежевечерних семейных прогулок.
Елена Андревна их прелести понять не могла, однако послушно просовывала руки в рукава пальто с меховым воротником, бережно поданное мужем.
В 5–6 часов вечера тротуары были заполнены людьми, торопившимися с работы домой, забегавших по дороге в магазины – они смотрели сосредоточенно себе под ноги, словно надеялись найти упавшие баксы, толкались плечами в бесконечном броуновском движении толпы и исчезали часам к семи вечера. А в 20.00 город выглядел так, словно в нём никто и не жил-то никогда, и только наши Адам и Ева постсоветского периода, взявшись трогательно под руки, прохаживались не спеша по безлюдной улице, освещённой нервными неоновыми вспышками реклам и магазинных вывесок.
Они остановились перед погасшей витриной.
– Гляди-ка, – обращалась к супругу Елена Андревна, – нет уж продуктового, закрыли – озабоченно озиралась она по сторонам, – А что ж вместо него будет?
– Как что? Бытовая техника, должно быть, – рассуждал Пётр Иваныч.
– Рядом с домом! Петенька, может, возьмём что-нибудь в кредит? Мне так хочется огромный телевизор – чтоб во всю стену! Ивановых позовём – то-то удивятся! И повод будет – ведь сто лет уже не виделись! – воодушевлялась Елена Андревна.
– Еленочка, ну зачем тебе такой большой телевизор? У тебя глазки будут болеть! – остужал супругу Пётр Иваныч. – Да и в газетах писали: такие экраны плохо влияют на здоровье!
– Зачем же их продают?
– Деньги собирают. Прельщают людей внешним видом, а на здоровье народа им наплевать!
Елена Андревна огорчённо поджала губки.
– Ну, а кондиционер? Он, ведь, для здоровья не вреден? Очень даже полезен! Лета какие жаркие!
– Еленочка, летом мы на даче. И вентиляторы есть.
– Ну, может, мобильный?
– Ну что ты! Ну и кому ты будешь звонить? Мы ведь и так всё время вместе, не расстаёмся.
– Иванов тебе подарил, – надула губки Елена Андревна.
– Так это ж, когда было! И, потом, я его об этом не просил. Хочешь, попрошу, чтоб и тебе подарил? – усмехнулся Пётр Иваныч, поправляя соскользнувшую с его руки ладошку жены. – Да и не нужен он мне.
– Что ж ты его всегда с собой берёшь? – съехидничала Елена Андревна и её ладошка снова пропала с руки Петра Иваныча. Он настойчиво вернул её на место.
Супруги проходили мимо ювелирного. Мягко освещалась галлогеновыми лампочками вращающаяся витрина, кольца, браслетики, серёжки подмигивали, дразня, золотыми бочками Елене Андревне.
– У меня так давно не было новых украшений! – воскликнула она.
Пётр Иваныч только вздохнул.
Проходя мимо бутика с женской одеждой, коротко и горестно вздохнула Елена Андревна, едва заметным кивком головы здороваясь с вечерними платьями, выставленными в витрине, и тут же с ними прощаясь, навсегда.
– Ой, банк! Петя, здесь был банк, помнишь? Что он – лопнул? Надо же, был банк – теперь казино, – вздохнула Елена Андревна.
– Да тебе-то, что? – буркнул Пётр Иваныч, – нам всё равно класть туда нечего, – проворчал он недовольно, уводя Елену Андревну подальше от стайки поростков, нахохлившихся возле игральных автоматов.
Вскоре они уже подходили к родному дому, нырнули под тёмную арку – и тут Пётр Иваныч услышал то, чего всегда втайне побаивался, выходя с женой на прогулки – дыхание с перегаром в затылок и хриплый в спину вопрос: «Закурить не найдётся?»
У Петра Иваныча под шапкой зашевелились оставшиеся лавровым венчиком вокруг полированной полянки лысины волосы, предательски задрожал подбородок, чуть съехали вниз очки с вспотевшей переносицы, но он, полуобернувшись, осмелился предположить: «Не курю…»
«Да кого ты тормознул? С них же взять нечего!» – прохрипел сдавленным полушёпотом другой голос.
Желающий закурить зыркнул сухим колючим взглядом оценивающе по супругам из-под чёрной шерстяной шапочки, повернулся, собираясь уйти прочь. Пётр Иваныч набрал в грудь воздуха, чтобы облегчённо вздохнуть…
И тут, неожиданно для всех, в заиндевевшую тишину тёмного двора пролезла, как змия, необдуманная горячая женская фраза:
– Как это – нечего?
Всё естество Елены Андревны – не последней женщины в советском светском провинциальном обществе – всколыхнулось.