Джессика улыбнулась и с добродушной насмешкой заметила:
— Какое чувство ответственности! Твой отец — мир праху его — гордился бы тобой, Адам. И я тоже.
— Еще бы. — Адам чувствовал, как начинают гореть щеки. Почему любой женщине он что угодно может наплести, но только не своей бабушке? Ее не проведешь... Адам вздохнул. Что толку вилять? — Ну, куда денешься. Это Пити позвонил и велел мне поднять... э-э... задницу и топать в денверский универмаг, а то там вот-вот разразится забастовка. У меня голова с похмелья раскалывается, я как выжатый лимон, а мне, видите ли, надо идти встречаться с профсоюзным боссом, да еще бабой, и вести переговоры о том, в чем я разбираюсь как свинья в апельсинах.
— Не сомневаюсь, все у тебя отлично получится, Адам. Тебе это даже покажется замечательным развлечением.
* * *— О, Адам!.. Я потрясена. Гениальная идея. Нет, правда здорово, — проговорила Иона. — Большое празднество после работы. А мы здесь, в клубе, напрасно переживали, что ты перевернул очередной лист книги своей жизни и из первого плейбоя Денвера превратился в трудягу.
В голубых глазах Адама сверкнули искорки.
— Пока я пребываю в раю, обойдусь без фигового листа.
Иона рассмеялась.
— Ты неисправим, Адам, но восхитителен. Жаль, что мы такие старинные друзья, — со вздохом продолжала Иона. — Хотя, впрочем, я никогда не была в твоем списке, — лукаво добавила она.
Иона Пул, очаровательная тридцатичетырехлетняя блондинка, дочь Роберта Пула, главы «Пул индастриз», была давней приятельницей Адама — еще со школьных времен. Уютно устроившись в огненно-оранжевом вращающемся кресле за столом красного дерева в конторе Питера Форчэна, она слегка поворачивалась туда-сюда.
Сидевший во главе стола Адам осклабился.
— И представь себе, еще пару дней тому назад я уж было совсем загрустил, решив, что жизнь — это тяжкий труд без просвета для развлечений.
— Что и говорить, свою часть работы ты выполнил: ведь выслушивать все это бесконечное нытье — такого и врагу не пожелаешь, дорогой. И намотай себе на ус: Адаму Форчэну противопоказано работать. Иначе он превращается в зануду, — подначивала его Иона тоном профессионального провокатора.
Адам разразился хохотом.
— Надеюсь, нам это не грозит, как ты думаешь?
* * *По лицу Дугласа Уэлша, менеджера денверского отделения сети универмагов Форчэнов, нельзя было сказать, что он сам не свой от радости. Он не сомневался, что, будь Питер Форчэн в городе, этой безумной затеи Адама не было бы и в помине. В то же время он отлично понимал, что для Адама он не указ. Даже Келлехеру, управляющему более высокого ранга, это было не по зубам.
— Расслабьтесь, Дуг, — успокаивал его Адам, обворожительно улыбаясь. — Все убытки я беру на себя. Но не забывайте, что мои друзья — люди вполне порядочные, и я голову даю на отсечение, что по окончании вечеринки на мебели не будет ни царапинки.
— Но разве не разумнее было бы... провести это мероприятие... э-э... в более приличном месте? — выдавил из себя Уэлш, но, взглянув в сверкнувшие глаза Адама, сразу пожалел о сказанном. Лучше бы ему попридержать язык. На свете не было ничего более ненавистного для Адама, чем приличия. Дуглас Уэлш собственными руками забил гвоздь в свой гроб.
— А теперь слушайте, Дуг. После закрытия магазина придут люди, которых я вызвал. Они очистят отдел «Мебель» для музыкантов и танцев: ну, как полагается, уберут дорогую мебель и расставят диваны и стулья, чтобы было где сидеть
— Но ведь все эти вещи для продажи, мистер Форчэн. То есть я хочу сказать, что нельзя будет сбыть попорченные вещи в магазине Форчэнов. — Физиономия Уэлша пошла пятнами.
Однако этим Адама было не пронять. Он добродушно похлопал менеджера по спине.
— Спасибо, Дуг. Вы мне подали отличную идею. Мы можем устроить большую распродажу вещей с существенной уценкой — распродажу вещей, пострадавших от вечеринки, — прямо здесь, завтра же.
— Распродажу... вещей... пострадавших... от вечеринки? — без всякого энтузиазма промямлил Уэлш. — О, мистер Форчэн, мне не кажется, что это такая уж блестящая идея. — Про себя Уэлш подумал: чем меньше будет слухов о пресловутой вечеринке, тем лучше. Хотя Уэлш смирился с мыслью, что помешать безрассудной затее Адама Форчэна не в силах, он не сомневался, что расхлебывать кашу, заваренную старшим Форчэном, придется ему, Уэлшу, и все шишки все равно посыплются на него...
* * *