Симмонс явно воспринял слова, но не удосужился вставить что-либо от себя, тонкие, упрямо поджатые губы не шевелились.
— Оно и правда, что толку от извинений, — пошел на уступку Адам. — Челюсти они не помогут.
— Вы что, явились сюда подкупить меня? — Рука Симмонса словно невзначай потянулась к пострадавшей челюсти, однако произнес он эти слова резко и лаконично. Он отступил на шаг, будто решил пригласить Адама в свой маленький сборный коттеджик.
— Нет, — спокойно отчеканил Адам.
Симмонс явно ждал другого ответа. Или хотел.
Адам не сомневался, что отлично понимает, как мыслит Симмонс: чем обращаться в суд или устраивать скандал вокруг кулачного боя с Форчэном, не лучше ли извлечь выгоду? Заработать на этом денежки. Черт побери, сколько с них ни потребуешь, для них это сущая ерунда.
— Нечего нам обсуждать, — сухо заметил Симмонс, но не сделал ни шагу назад, чтобы захлопнуть дверь перед носом Адама. В конце концов, не слишком ли рискованно хлопать дверью перед носом Фортуны, тем более что Адам мог переменить решение?
Адам задумчиво посмотрел на Симмонса.
Тот немного ободрился. Может, Адам передумал?
— Вы когда-нибудь были влюблены, Грант?
Целая гамма чувств промелькнула на лице Симмонса: удивление, озадаченность, настороженность и даже растерянность.
— Послушайте, — предостерегающим тоном откликнулся Симмонс, поднимая руку.
Адам улыбнулся.
— Это был вопрос, а не предложение. Видите ли, дело в том, что влюблен я. В женщину, — на всякий случай добавил он, чтобы у Симмонса не создалось превратного мнения.
Симмонс вздохнул с облегчением. У него в глазах даже промелькнуло любопытство: к чему бы все это?
— Ну и что? — все так же настороженно выдавил он.
— Да просто я спросил, потому что, если вы влюблены или были влюблены, мне было бы легче все объяснить.
— А чего тут объяснять? — возразил Симмонс, и голос его не сулил ничего приятного.
— Хороший вопрос, — дружелюбно протянул Адам. — Давайте попробуем по-другому. Вы совершали что-нибудь безрассудное, потому что теряли голову от любви и ни о чем нормально думать не могли?
У Симмонса дрогнули уголки рта. Он посмотрел на Адама внимательнее. Агрессивное выражение на его лице пропало, как, впрочем, и растерянность. Нервно подергивающиеся губы чуть раздвинулись и выдавили улыбку. Скорее подобие улыбки — ее не так легко было разглядеть.
— Вы решили, что это я врезал вашей роскошной блондинке. — Симмонс подал это не в виде вопроса, а, скорее, как реплику в сторону.
— Точно, — просто подтвердил Адам.
Этот краткий ответ Симмонс обмозговывал довольно долго.
— Надо сказать, у вас хороший вкус. Она действительно смотрится что надо. Даже с этим фонарем.
— Я тоже так думаю, — улыбнулся Адам.
Симмонс приподнял левую бровь.
— Словом, вы взбесились, так, что ли?
Адам кивнул.
— И поверьте, приятель, я очень сожалею об этом.
У Симмонса снова дрогнули губы. На этот раз это не была попытка выдавить подобие улыбки. Сейчас это, скорее, свидетельствовало о напряженном размышлении. Прошла целая минута, и процесс этот, кажется, успешно завершился.
— Хотите пивка?
— Говоря по правде, ни о чем так в данный момент не мечтаю, — живо откликнулся Адам, расплываясь в широкой улыбке.
Симмонс сделал шаг в сторону. Когда Адам прошел мимо него и вступил в небольшую, с неожиданным вкусом отделанную жилую комнату, он улыбался.
— Жена с малышом ушли в бакалейную лавку. Обычно я хожу с ними, но... — Симмонс, направившийся на кухню, которая соединялась с гостиной открытым проходом, остановился и взглянул на Адама. Тот уселся на диване, решив, что вместительное, немного просиженное кресло, обитое бежевой тканью, является, очевидно, хозяйским любимым местом. — Остался дома, потому что после вчерашнего я не в том настроении.
Адам понимающе кивнул.
— Стакан дать?
Адам напрягся, чтобы правильно отреагировать на предложение.
— Да нет. Из бутылки приятнее.
— У меня баночное.
Адам моргнул и тут же нашелся:
— Из банки еще лучше. То, что надо.
Грант исчез, обойдя часть стены, отделявшей гостиную от кухни, которая служила, вероятно, и столовой.
Через минуту он вернулся с двумя банками холодного как лед пива. Одну он вручил Адаму, другую оставил себе и уселся в бежевое кресло.
Адам открыл банку и сделал глоток. На самом деле он не был большим любителем пива, но ему хотелось произвести впечатление на Симмонса и расположить его к себе. Нельзя же упускать шанс.
— В общем, вы ничего меня приложили, — произнес Грант, сделав большой глоток.
— В данный момент у меня неприятности.
Симмонс пожал плечами.
— У нас, у работяг, тоже свои неприятности. Вот почему мы и пытаемся добиться от дирекции, чтобы с нами поступали по-честному.
Адам чуть наклонился вперед.
— Я-то думал, мы все обсудили, и вы вроде признали, что все по-честному, Грант.
— Еще оставалось немало проблем, а вы вдруг исчезли.
— Ну, так кто нам мешает снова поработать над этим?
Грант отхлебнул еще глоток.
— Вы сваливаетесь как снег на голову, вышибаете из меня дух, а потом, как ни в чем не бывало, приходите ко мне домой и заявляете: «Кто нам мешает снова поработать?»
— Можно было бы сказать, Грант, что вы попали в самое яблочко, если б не забыли одну важную вещь.
— Ах да! Вас и вашу шикарную блондинку.
— Если вы на меня и злы, — подмигнул Адам, — то это не означает, что вам понятно, как же зла она на меня за то, что я вам врезал. Я наломал дров, а она не из тех, кто забывает об этом.
— Это мне хорошо известно, — осклабился Грант.
— Жена? — бросил Адам.
— Она увидела программу «Новости» по телику. Как раз когда я приложил вашего брата. Моя бедная челюсть не вызвала у нее ни малейшего сочувствия. — Грант помедлил. — Это, говорит, тебе поделом. — Он глуповато ухмыльнулся. — Я рассказываю вам это только потому, что она может вернуться, пока вы еще здесь, и сама вам все это выложит.
— Женщины... — развел руками Адам.
Да, женщины, — поддакнул Грант.
Заговор был налицо.
На следующее утро Лаура раньше всех явилась в столовую. Схватив «Денвер кроникл», она с волнением стала просматривать газету. Никаких заголовков о том, что Адам Форчэн избил сотрудника компании, на первой странице не было. Она перелистала газету от начала до конца. Даже крошечной заметки нет. Она ничего не понимала. Почему Грант Симмонс переменил решение?
Джессика Форчэн вошла в столовую и с озабоченным видом приветствовала Лауру.
— Что-то ты бледна, моя дорогая!
Лаура не без горечи улыбнулась.
— Прекрасный контраст моему синяку.
Помню, у меня тоже когда-то был фонарь, — сымпровизировала Джессика, наливая себе кофе из серебряного кофейника с бокового столика.
— У вас был фонарь? — с недоверием воскликнула Лаура. — Кто же вам его поставил? И когда?
— О, давным-давно. Незадолго до того, как я стала женой Доминика. Я, кажется, вам говорила, что мы сорок семь лет прожили как в раю? До тех пор, пока Дом не отошел в мир иной. Каждый год, каждый день нашей совместной жизни был праздником. Мы так любили друг друга. Правда, когда Дом попросил у моего отца моей руки, папа был непреклонен. Мы были довольно состоятельны, а у Дома за душой не было ни гроша. Папа решил, что Дом охотится за моим приданым, и сказал, что никогда не даст благословения на такой брак, а если мы ослушаемся его воли, то он лишит меня наследства.
Отодвинув на задний план любопытство по поводу синяка Джессики, Лаура с нескрываемым интересом вслушивалась в ее отступление.
— И вы все равно вышли за него замуж, вопреки воле вашего отца?
— Сначала я пыталась образумить его. Я делала все, чтобы он посмотрел на Доминика моими глазами.