- Пан Венцл, - говорит Адам и смотрит на старого мастера с просьбой в глаза.
- Тебе чего?
- А вы не могли бы подарить мне эту вывеску?
- Бери, она мне уже давно не нужна.
- Но Шаре-то вы её не отдали.
- Потому что он хотел её взять сам, а тебе могу и отдать.
- Спасибо вам.
- Я даже не спрашиваю, что ты с ней будешь делать, потому что делать с ней, на мой взгляд, нечего.
- Ну, это я уж придумаю.
- Ну хорошо, придумывай, - кивает головой старый часовщик.
38
Настоящий базар и непередаваемая суматоха воцаряются в доме Суковых как только те привозят Владю. Квартира перевёрнута вверх ногами, возгласы приветствия, шум, разбросанная одежда. Крик малыша. Проходит некоторое время, прежде чем ребята привыкают к этому внезапному беспорядку.
- Очень хорошо, что вы дома, - кричит тётя, - не придётся искать вас по радио!
- Зачем же снова искать? - отвечает с достоинством Отка.
Волосы у тёти теперь растрёпаны, от причёски ничего не осталось, но лицо сияет так, будто она выиграла миллион.
- Пойдите взгляните на Владю, - предлагает тётя.
- Да, посмотрите на Владю, - приглашает детей и дядя. И он весёлый, хотя глаза у него усталые.
Но что дети видят? Малыша со сморщенным личиком, о котором ничего ещё сказать нельзя. Он даже и на ребёнка пока не похож.
- Ведь он красивый? Правда? - спрашивает тётка.
- Видали вы такого красавца? - продолжает дядя.
- Да, красивый, - отвечает, соблюдая приличие, Отка.
- Да, - невежливо отвечает Адам.
- Скоро я ему покажу аэродром, - обещает дядя.
- А я его сейчас перепеленаю, - говорит тётя и развязывает узелок с ребёночком.
В пелёнках Владя кажется ещё меньше, а может быть, он и действительно меньше, чем надлежит быть малышу. Но это только кажется ребятам из Выкани. Новые родители ничего такого не замечают. Тётя собирается расстелить сухую пелёнку, но в руки берёт её неловко. И совсем уж неловко заворачивает Владю.
- Тётя, пусти меня, - говорит Отка и сама берётся за пелёнку.
Несколько ловких движений, и пелёнка там, где ей надо быть. Владя даже перестаёт пищать и робко моргает.
- Отка, это просто замечательно! - хвалит её тётя. В эту минуту она даже не вспоминает, что Отка пеленала Яхимка, наверно, уже тысячу раз, если не больше. Ведь с весны мама ходила в поле каждый день.
- Владя понял, что он дома. - Дядя делает новое открытие.
- Скорей всего, - бормочет Адам.
- Отка, погляди, правда, Владя похож на меня! - восклицает тётя. - Ты обрати внимание, и нос, и брови, и глаза. Неужели не видишь?
- Я не умею различать, - говорит Отка.
- Вот удивительно, - присоединяется Адам, хотя никто так и не понимает, что удивительно.
- Мы должны сообщить всем друзьям и знакомым, что у нас - сын Владимир, говорит дядя, который любит всякие торжества.
- А что вы здесь без нас делали? - спрашивает тётя.
- Мы были на Граде.
- И заходили к Прокопу.
- Мы играли, наводили порядок.
- У нас и минуты спокойной не было.
- Я так устала, - говорит в заключение Отка.
39
А что принесло детям письмо из Югославии? Какие они получили приказы? Немедленно возвращаться в Выкань! Родители уже тоже спешат на самолёте домой, так что скоро они там встретятся и будут жить все вместе, как раньше. Яхимек наверняка уже скучает, а куры и кролики прямо голодают. Родители скучают о детях и думают, что дети тоже по ним скучают. Хватит уже бродить по свету.
- А откуда они знают, что мы скучаем? - удивляется Отка.
- Они думают, что мы Выкань так же любим, как и они.
- Это правда, - задумывается Отка, - только им, наверное, ещё скучнее, потому что они от Выкани дальше.
- Ну, не думаю.
- Почему ты не думаешь?
- Расстояние ничего не означает. Что пять километров, что тысячи километров. Всюду скучают одинаково.
- Адам, я очень рада, что ты всё знаешь, - сверкает глазами Отка, она явно довольна.
Только Адам знает не всё. Дядя продолжает читать письмо. В том селении, у Нового Сада, была буря, но не какая-нибудь особая, югославская, а самая обыкновенная, только сильная. Родители каждый день вспоминают о своей деревне и не могут уснуть даже на мягкой постели. И только в самом конце письма была одна-единственная строчка о том, что отец снова стал победителем в пахоте.
После чтения письма дядя помолчал, и дети тоже притихли. Значит, Антонин Краль, тракторист из Выкани, умеет пахать лучше всех на свете.
И в пахоте никто с ним не может сравниться. А ведь свет велик. Дети даже не могут себе представить, какой свет большой. Пахарей на нём хватает - в том числе таких пахарей, которые умеют хорошо пахать.
Лучше всех знает мир дядя Сук, потому что он знает четыре части света. И всюду видел, как люди пашут землю, только он никогда не считал пахоту особым искусством. А теперь начинает об этом раздумывать. Ведь не всякая пахота как пахота.
- Скажи, пожалуйста, - обращается он к Адаму, - когда происходят соревнования в пахоте, что там измеряют? На что обращают внимание?
Адам смеётся. Ещё бы ему этого не знать! Ведь он же сын чемпиона мира!
- Каждый получает по одинаковому куску поля.
- Но это ясно, - кивает дядя.
- Грядка должна быть одна к одной, все одинаковые, ровные, одинаковой глубины, одинаковой ширины, и нигде не должно быть видно жнивья.
- Это я тоже понимаю.
- Ты ещё о чём-то забыл, - добавляет Отка. - Очень важно, каков конец поля. Это всегда у отца хорошо получается. Ни одного уголочка не остаётся невспаханным.
- Мне всё это кажется совсем не трудным, - смеётся дядя. - Но, наверное, я ошибаюсь.
- У отца есть свой собственный плуг. Но летать, я думаю, всё же труднее.
- Летать интересно, я очень люблю летать. А ваш отец, наверное, любит пахать, - говорит дядя Сук, и по нему видно, что именно так он и думает.
- А меня вот очень радует Владя, - заявляет тётя, которая пахотой совсем больше не интересуется. - Вот сейчас накормим его и отправимся гулять. Надо же ему показать Прагу.
40
Адам свободен. А Отка с тётей составляют процессию, которая следует за коляской Влади. Вся процессия направляется в центр города. А дядя остался дома изучать какой-то иностранный язык, потому что всюду хочет понимать людей и объясняться с ними. Адам очень радуется своей свободе. Ему нужно кое о чём подумать. И к тому же у него есть свои планы: он собирался заглянуть в табачный киоск в надежде застать там одного Шару. Минуту назад он заметил его мать у входа в магазин самообслуживания.
Пожалуй, Адаму следует подготовиться. Нужно бы принять вызывающий и недружелюбный вид. Но, с другой стороны, не к чему показывать, что он хочет драться. Адам вообще-то драться и не хочет. Значит, какой всё-таки у него должен быть вид? Бесстрашный. Да. И слегка насмешливый. А если Адам застанет Шару, когда тот будет помогать своей матери? Надо будет тогда дать ему понять, что придётся обслужить и его, Адама, если он того пожелает. А Адам и на самом деле пожелает, пусть Шара почувствует, что у Адама сейчас большая власть, чем у Шары. Вывеску, которую Адам взял у пана Венцла, он берёт с собой, хотя пока ещё и не знает, что он с ней сделает.
И вот Адам входит в лавку. Это маленькое помещение, на прилавке стопки газет, сзади полки с пачками сигарет, на стенах плакаты. За прилавком Шара. Но Адам сразу же замечает, что и в табачной лавке Шара чувствует себя хозяином. Лицо у него замкнутое и чужое, в глазах ни малейшего испуга, выражение скорее внимательное, чем бдительное. Драться он не стремится, это видно сразу.
Адам выбирает открытку и платит за неё. Шара берёт крону, спокойно возвращает сдачу, не теряя своего достоинства. Правда, голос его немножко приглушён и дышит он чуть прерывисто, как и Адам. Но Шара явно не растерялся. Это Адам должен признать. Чувство превосходства у Адама исчезает. Положение снова ноль-ноль. Враждебность у Адама постепенно тает, затаившись где-то глубоко внутри.