- Ну сегодня у меня был и денёк! - говорит она, всё ещё сердито. - Иногда бывает ничего, а сегодня пассажиров уйма, а мелочи ни у кого. Ни у одного человека. Я так рассердилась, что хотела больше не впускать в трамвай. Ну скажите, а что делали вы?
- Ничего, - отвечает Адам.
- А мы ходили за картофелем, готовили, - растерянно вспомнила Отка, но о Шаре ни гугу.
- Я очень люблю, когда дома меня кто-нибудь дожидается, - говорит тётя и наконец улыбается самой приятной своей улыбкой. - Я уже жду не дождусь отпуска. Как появится малыш, мне дадут отпуск. За последние десять лет я порядочно устала.
- Но малыш будет плакать, - сочувствует Отка.
- Знаю, знаю, но я ему скажу: "Не плачь, ведь я твоя мама".
- А как его назовёте? - спросила ничего не понимающая Отка.
- Владимир. Владя. По отцу. Я вам уже показывала его бельё?
- Нет, - ответила с интересом Отка.
- Нет, - сказал без интереса Адам.
Тётя идёт к бельевому шкафу, выдвигает верхний ящик и показывает детям рубашонки, распашонки, шапочки, колготки, пелёнки.
Всё, что требуется для новорождённого. И всякую вещь она любовно поглаживает, а шапочку даже целует, а потом аккуратно всё складывает с таким вниманием и осторожностью, будто это парча, вышитая золотом.
Дети смотрят на неё с удивлением.
- Ну ничего, ничего, - вздыхает тётка. - Я этого мальчика люблю уже наперёд.
17
Часа в три все втроём они отправились в город. Тётя хочет показать ребятам Прагу. Не всю, конечно, а только часть её.
- Там, у себя дома, вы знаете всю деревню, а здесь со всем городом сразу не познакомишься, и вы должны быть рады, что увидите хотя бы что-то, - говорит тётя.
Но дети едва её слышат. Машины громыхают, трамваи дребезжат, да и прохожие не молчат. Адаму с Откой кажется, что людей на улице намного больше, чем утром.
- В Выкане, можно сказать, на улицах почти ни души, а здесь все улицы всегда полны.
Но прохожие детям вообще не мешают, только хорошо бы па улице было поменьше шума, и движение чуть помедленнее да и люди не так бы спешили. А то ведь так торопятся, что даже Адама с Откой не замечают.
- Знаете, - кивает головой опытная тётя, - здесь стоит только повернуть голову, как сразу же увидишь что-нибудь невиданное. А в деревне верти не верти головой, всё равно ничего не увидишь.
И кто бы мог подумать, что тётя настолько права! Да и вообще тётя Яна ведёт себя так, как и надлежит настоящей родной тёте. Она покупает Отке розовое платьице, да такое, что только в самый большой праздник можно надеть. Отка колеблется недолго и подарок принимает.
- Ты ведь хочешь быть большой? Не правда ли? - говорит тётка.
Платье Отке страшно нравится. Она кажется себе в нём какой-то незнакомой девочкой. На Адама тётка надевает новые сандалии, потому что его старые, говорит она, не может больше видеть. Но Адам почему-то недоволен. В своих старых он выиграл в Выкане бег с препятствиями - через забор, через канаву, через две вымоины и одну стену, которая стояла почти отвесно. Как ещё придётся в новых, когда дело снова дойдёт до бега с препятствиями, - неизвестно. Адаму это всё ясно, но как объяснишь тётке, которая никогда не была мальчишкой? И Адаму приходится избирать иную тактику: новые сандалии он тайком будет бить о каждый столбик, о каждый фонарь, чтобы они как можно скорее стали старыми.
Тётка, конечно, не забывает и о себе. Точнее сказать, о своём будущем малыше. Она покупает серую коляску на высоких колёсах с непромокаемым матрасиком. Но самое интересное, при каждой покупке тётя жаловалась на дороговизну, а когда покупала коляску - выложила уйму денег без малейшего размышления, даже с довольной улыбкой. Правда, ребята всего этого уже не заметили: от хождений по магазинам они совсем выбились из сил. Адам даже почувствовал голод. И не какой-нибудь обычный голод, а такой, при котором подводит желудок. Отка сразу заметила это - уж как-никак, а Адама-то она знает - и сказала тётке, что Адаму хочется есть.
- Ах, боже мой, - засмеялась тётка, - да пойдёмте куда-нибудь зайдём!
В кафе самообслуживания каждый из них взял в руки жёлтый поднос, и они встали в очередь. Сначала взяли себе булки. Отка две, Адам целых пять штук, а тётя Яна только одну. Пока подошла их очередь и на подносе появилось по порции сосисок, Адам три булки уже съел. Всё правильно. Теперь на каждую сосиску было по булке. Уж что другое, а считать Адам умеет. И вдруг к тёте подходит пожилая дворничиха в оранжевой кофте:
- Пани, а где ваш ребёнок?
Тётка пугается и тотчас же начинает искать детей. Но Отка спокойно ест свою сосиску, а Адам давно уже всё съел. Но сидит рядом.
- У вас коляска пустая.
- Ах, вот что, - наконец-то понимает тётка и облегчённо вздыхает. - Да мы её только что купили. Малыша у меня пока ещё нет.
- Ну тогда ладно, - говорит дворничиха, - а я уж было испугалась, не случилось ли чего с ребёнком?
18
Отка звонит в дверь барышне Терезе. Она несёт письмо, которое утром доверил ей почтальон. Срочное письмо. Барышня Тереза давно должна бы получить его, да только её всё не было дома. И Отка тут уж ничего не могла поделать. Теперь барышня Тереза слегка выглядывает из двери, показывая только голову с серебряными волосами. На ней стираное домашнее платье, а этого никто не должен видеть, потому что барышня Тереза всегда хочет быть очень красивой.
- Барышня Тереза... - пищит Отка.
- Ах, это ты, - смеётся Тереза и приглашает Отку войти. Гостья совсем маленькая, и ей можно показаться в любом виде. Отка озирается по сторонам, но соблюдает приличие. Всюду фотографии киноактрис и киноактёров. Они улыбаются ей со стола, со шкафа и стен. Только Отка этих кинозвёзд не знает. И думает, что всё это родственники Терезы.
- Я принесла вам письмо.
- Давай, - говорит барышня Тереза.
Она разрывает конверт, быстро читает, но чем дальше, тем больше хмурится. Наконец она комкает письмо, по ней видно, как она сердится!
- Больше никуда с ним не пойду.
- С кем?
- Да вот с тем человеком, что написал мне письмо.
- А почему? - испугалась Отка. Ей очень неприятно, что она принесла плохое письмо. Но ещё больше неприятно, что Тереза не хочет больше никуда с этим человеком пойти. Отка любит, когда у всех всё в порядке.
- Когда я где-нибудь бываю, каждый знает, где я. Только он один не знает.
- Л может, и знает, - защищает его Отка.
- Нет, не знает, - сердится Тереза. - Он всегда и везде спит: и в кино, и в кафе, и в трамвае.
- А вам что же, приходится его будить?
- Да, приходится.
- А может, он ходит в ночную смену?
- В какую там ночную, ведь он - монтёр.
- Ну, тогда я вас понимаю, - соглашается наконец Отка.
- Ну вот, - улыбается Тереза. - Значит, никуда с ним не пойду. И всё.
- Но, барышня Тереза...
- Тебе что, Отка?
- А не будет вам скучно?
- Не бойся, Отка, уж как-нибудь развеселюсь.
19
Снова вечер, дети засыпают на своих диванах, тётка ушла в ночную смену в своей серой форме. В ней она похожа на мужчину. С улицы раздаются тоненькие трамвайные голоса, где-то за стеной нежно бьют часы пана Венцла, торопят время, которое и без того никогда не останавливается.
- Адам... - шепчет Отка.
- Чего тебе?
- Расскажи что-нибудь.
- Что?
- Да хоть что-нибудь. Я сама не могу ничего вспомнить.
- Ну вспомни, как у нас в деревне идёт дождь.
- Я как раз это и хотела...
- Сначала одна капля упадёт на трубу, потом другая - на порог, немного погодя - на крышу, затем - на оконное стекло. Это дождь пробует, куда ему лучше падать. Вот и посылает свои капли на нашу избу, на двор, на сад, семнадцать тысяч капель. А потом всё падает, и падает, и падает: тра-та-та-та-та-та-та...