Адам и Отка

— Знаешь, о чём я думаю?

— Нет.

— Тётя поехала за ребёночком на Мораву, правда?

— Да, она же нам об этом сказала.

— А мы с тобой тоже с Моравы?

— Да ты что! Мы из нашей деревни.

— А ты откуда знаешь?

— Я помню, как ты народилась. Очень хорошо помню!

— Ну, я рада. А как ты народился, тоже помнишь?

— Про себя нет.

— Ну вот видишь!

— Но мне даже и в голову не приходило, что я с Моравы.

— Всё может быть. У тебя светлые волосы, а у меня нет.

— Ну, мы дома спросим.

— Правда, — Отка уже зевает, — придётся дома спросить.

35

Утро дети почти проспали. И просыпались они медленно. Где они? В Выкане? В Праге? Если бы они были на Выкане, то их встречало бы свежее утро, роса, а в Праге в окно светит только солнце. Кто знает, бывает ли когда-нибудь в Праге роса? Чтобы убрать постели, ребята выдумывают игру. Они говорят себе, что диваны — это огромные черепахи, которые задыхаются под одеялами. Громко крича, они сбрасывают их и убирают. Черепахи освобождены! Отка сразу же превращается в укротительницу. Вот она оживляет кресло, и оно становится львом. Оживляет ковёр, и он летит, как цапля, оживляет стеллажи с книгами, и вот перед нами слон, который любит читать, стул превращается в собаку, африканская маска и египетский бюст ещё во что-то. Дети вдруг замечают обстановку в квартире, а раньше они не обращали на неё никакого внимания. Теперь всё кажется им живым.

— Ну, вот мы уже всё и прибрали, — смеётся Отка.

— И теперь тётя может приехать вместе с Владей.

— Но мы ведь ещё не наигрались, — жалуется Отка. — Придумай что-нибудь.

Адам думает, думает, затем берёт ключ, который нашёл вчера, и говорит:

— Пани, я продаю ключ.

— Сколько стоит?

— Сто семнадцать крон.

— Слишком много, я до ста семнадцати, может, и недосчитаю.

— Ну, тогда семнадцать крон.

— Ну что же это за ключ, который стоит семнадцать крон?!

— Он открывает все замки в дверях, в воротах, замки висячие и патентованные, стальные и никелированные.

— Простите, но вы не читаете газет.

— Как то есть не читаю, когда я читаю?

— А там было написано, что с сегодняшнего дня все замки должны быть открыты. Ключей больше вообще не потребуется.

— Отка, я сейчас тебя стукну, — говорит весело Адам и нечаянно смотрит в окно.

Улыбка с его лица немедленно исчезает, потому что у табачной лавки, где продаются также и газеты, он видит сцену, которая сильно его волнует. Приземистая женщина даёт там подзатыльник черноволосому мальчику. А потом ещё один подзатыльник. Наконец она бросает ему пачку газет. Мальчик поднимает их и бежит по тротуару. Вот он уже затерялся в толпе.

Ничего в этом нет особенного. Мать приучает к порядку своего сына. Но только ведь это не просто какой-то там мальчик, а его смертный враг — Шара.

— Куда ты уставился? — спрашивает Отка и тоже подходит к окну.

— Никуда, — отвечает Адам вдруг обрадованно. Наконец-то он хоть что-то знает о Шаре. Это — мальчишка, как любой другой, и, значит, дома ему тоже достаётся.

— Адам, я тебя стукну, — заявляет Отка, и по её сверкающим глазам видно, что она так и собирается сделать.

36

Тереза вызывает Отку в коридор и громким шёпотом рассказывает ей, что было вчера в кино. Она беспокойно оглядывается, до сих пор негодуя и сердясь. Да ничего хорошего не было! Лучше бы уж он не встретился на её жизненном пути! И зачем только она влюбилась? Что, собственно, случилось? Да этот её герой в кино слишком громко смеялся, когда никто вообще не смеялся. Люди оглядывались на него, и Тереза прекрасно понимает, что они думали. Как можно смеяться, когда на экране не происходит ничего смешного? Ну разве можно ей с таким встречаться? Нет, нельзя. Даже если бы он был писаным красавцем, и разве можно за такого выйти замуж? Нет, и думать об этом не стоит.

— Барышня Тереза…

Тереза вопросительно смотрит на Отку. Серебряные волосы её слегка поблёскивают.

— А вы не могли заткнуть уши?

— Сначала я делала вид, что этого смеха я не слышу. Но потом чем дальше, тем больше я его слышала.

— А забыть нельзя?

— Всю ночь я хотела забыть об этом смехе, специально даже не спала, но ничего не получилось. Так ничего и не получилось. Всё время я слышала его смех.

— Тогда, наверно, ничего не поделаешь, — уступает Отка.

— Ничего не поделаешь. До сих пор я думала, что у меня у самой не хватает образования. Но по сравнению с ним я очень даже образованная. Отка, ты слушаешь меня?

— Слушаю.

— Ну что ж мне теперь делать? — говорит барышня Тереза несчастным голосом.

Она смотрит на Отку и вдруг видит перед собой маленькую девчушку, которая ещё как следует и расти не начала. Видит детское личико, ещё совсем беззаботное. Тереза вдруг опомнилась: и кому это она всё говорит? Кому жалуется? Тон её меняется: