Когда землевладельцы поняли, что бессмысленно запрещать крестьянам торговать, они изобрели рэкет. «В те дни, — писал Смит, — защита редко предоставлялась без ценного вознаграждения». (Впрочем, и в наши дни тоже.) Так, «пошлины налагались на торгующих, на товары и даже просто на возможность для путешественника проехать по данной земле». Если крестьянин пересекал границы земли знатного господина, его непременно тормозили, проводили тщательную ревизию его повозки и настоятельно рекомендовали делиться. Как написано у Смита, по-английски эти процедуры назывались «passage, pontage, lastage, stallage» (прохождение, наложение пошлины, задержка, переведение). Что-то эти слова напоминают… не названия ли юридических операций?
Содержа на пятизвездочном прокорме целые толпы головорезов, знать вечно была на грани банкротства. И конечно же, хитрые и предусмотрительные крестьяне быстро выяснили, что знатным господам больше нравилась выплата определенных сумм, чем негарантированные поборы со случайных кожевников или разводчиков репы. И крестьяне, похоже, оказались умнее своих господ в том, что касалось подсчета выгоды от фиксированных пошлин. Наверное, они все считали по пальцам, и поэтому лучше умел считать тот, кому их не отрубали в каких-нибудь сраженьях на мечах.
Те торговцы, которые исправно платили властям и тем самым освобождались от побочных налогов и податей, получали звание «свободные торговцы» или, если они торговали в крупных городах, «свободные горожане». Торговые города росли до тех пор, пока в них не собиралось достаточно свободных жителей для объединения — не для того, чтобы бросить вызов господам, но чтобы ублажать их взятками более эффективно. Такие горожане (собственно, первые представители буржуазии) изобрели принцип ведения бизнеса, известный сегодня как «корпорация». Объединяясь в корпоративные союзы, они давали феодальному лорду гарантию, что тот получит свою дань одним большим куском со всего города-то есть со всех торговцев сразу, и будет избавлен от забот и расходов по сбору денег с каждого. И это пришлось господам по вкусу, ибо оставляло больше времени и средств на любимые драки с соседями.
Взяв на собственные плечи заботу по сбору налогов с самих себя, горожане спаслись от наводящих ужас вторжений «придворных» сборщиков налогов. Деньгами и хитростью, утверждал Смит, горожане начали мало-помалу приобретать возможности самостоятельно распоряжаться своими делами, «так что они наконец смогли сами решать, за кого отдавать замуж своих дочерей, что и в каком порядке будут наследовать их дети и что они могут предпринимать в собственных интересах… Таким образом, они избавились от принципиальных атрибутов крепостной зависимости и рабства, и… стали действительно свободными, в нашем сегодняшнем смысле слова свобода».
Получается, что богатые корпорации вовсе не нарушают право собственности, а являются его источником. Сегодня все любят гордо произносить благороднейшее «каждый человек имеет право на свободу», но мы-то знаем, откуда мы действительно взяли нашу свободу. Мы купили ее.
Что касается цены, которую мы уплатили — это, конечно, был чистый грабеж. Свободы, которые горожане выкупили у феодальных правителей, были проданы не за проценты от прибыли со свободного бизнеса, а за фиксированную годовую цену в золоте. Властолюбивые отпрыски грубых и грязных варваров не понимали и не хотели понимать, что такое экономический кризис или инфляция. Они не понимали ничего, кроме насилия. Можно почти услышать, с каким удовлетворением Адам Смит писал следующее:
«Но это может казаться во всех отношениях примечательным, что соверены всех различных стран Европы обменивали на определенную и никогда больше не способную увеличиться сумму тот источник своего дохода, который был, возможно, самым изобильным из всех, в плане роста богатства за счет естественного хода дел, без затрат или собственного внимания».