Но благоразумные мнения, как оказалось, иссякают там же, где заканчивается предметная программа. Смит вскоре снова оказался на сомнительной бюрократической территории. Он был против того, чтобы сделать образование полностью бесплатным — чтобы студенты получали не невесть что, а то, за что они платят. И он протестовал против правительственного контроля над школами «Посторонние управленческие полномочия такого характера… скорее всего, будут использованы невежественно, исполняя чьи-то случайные прихоти». Смит сам был учителем, и поэтому прекрасно знал из собственного опыта, какое давление на учителей порой оказывают якобы вышестоящие инстанции:
«Преподаватель, вынужденный подчиняться таким полномочиям, неизбежно теряет свой высокий статус и вместо заслуженного уважения порой получает такое отношение, как будто он самая презренная в обществе фигура. Только имея защиту в лице кого-либо из представителей власти, он может оградить себя от дурного отношения, которого, тем не менее, ему все же редко удается полностью избежать, потому что такая протекция чаще всего достигается не способностями или прилежанием в своей профессии, а низкопоклонничеством и заискиванием перед вышестоящими».
Что также известно как вступление в профсоюзы и обязанность голосовать за того, за кого надо.
Еще Смит подчеркнул один серьезный пробел в системе общего образования: «Нет общественных учреждений для специального женского образования, — писал он, — хотя нет ничего бесполезного, абсурдного или фантастического в том, чтобы проводить для женщин курс самых общих знаний». Никогда не слышали, чтобы домохозяйки восемнадцатого века бросались в гневные слезы, обсуждая книгу «Нужны ли мужчины»? Оказывается, они просто не умели читать.
Смит расхваливал частные школы. Он заявлял, что «те предметы, знание которых составляет по-настоящему хорошее образование… чаще всего не преподают в публичных учреждениях, а вот в частных школах они преподаются наилучшим образом». В качестве примеров он приводил «фехтование и танцы». Однако, у меня трое детей — и должен сказать, нахождение в «публичных учреждениях» вовсе не мешает им вальсировать и скакать тут и там, при этом тыкая друг дружку.
Оппонентом Смита в этом накаленном диспуте был сам Смит. Он защищал обязательные требования к образованию: «Чтобы получить разрешение заниматься любой свободной профессией, каждый человек обязан сперва получить соответствующее образование». Он был всецело за то, что школьные фонды должны поддерживаться за счет средств налогоплательщиков: «Государство просто обязано заботиться о том, чтобы не допустить полного разложения и дегенерации низших слоев народа». И вообще, Смит считал любое образование хорошей профилактикой общественных недугов: «Наука — отличное лекарство от яда фанатизма и предрассудков».
Однако, похоже, научный прогресс и до сих пор не зашел так далеко. И хотя многие из идей Смита со временем стали реальностью, я не стал бы утверждать, что прогресс публичного образования не допустил-таки полного разложения и дегенерации кое-кого из народа — по крайней мере тех, кто смотрит передачи типа «Фабрики звезд».
И все же, читая то, что Смит написал об образовании, мы приходим в такое смущение… наверное, такое же, как и сам Смит, когда писал все это. Наверное, нас смущает тот факт, что все эти вещи написаны преподавателем, тем, кто действительно знал всю правду о школе. Не странно ли звучит из его уст такое заключение об учебе: «Похоже, нет наилучшего во всех отношениях способа провести этот длинный период жизни между детством и временем, когда люди начинают делать настоящие вложения в реальные дела». Впрочем, может быть, это и есть главная тайна, зачем нужно образование, — мы просто не знаем, что еще делать с детьми.