«Из сущностей выкристаллизовываются истины» — согласился голос.
— Ага, — сказал Кривцов.
Сильный порыв северного ветра заставил его вздрогнуть с головы до ног. Кривцов медленно пошел к метро.
— Давай-ка рассуждать, — предложил он невидимому собеседнику. — Ты хочешь сказать, что для того, чтобы познать истину, придется снова окунуться в мир. Я соглашусь, пожалуй. Сущности существуют не только выше, но и внутри. Это и есть работа ученого — сначала погрузиться в мир и изучить его изнутри в процессе эксперимента, а затем возвыситься над ним и обработать результаты уже с позиции «выше».
Кривцова охватила дрожь, не имевшая отношения к холоду. Он забыл про воду в ботинках и озноб.
Мир порожден разумом. Человечеству в руки попала великолепная возможность узнать все о разуме, и, как следствие, о мире. Конечно, мир сопротивляется. И люди — его порождения — тоже. Но не означает ли это того, что он, Кривцов, на правильном пути?
Философия? Пусть. Нейрокристаллы способны не только примирить химию с философией — нейрокристаллы создадут новую религию, новую систему координат.
Пожалуй, он слишком рано опустил руки. Он многого добился, работая в институте — и мир выпустил колючки, лишив Кривцова материальной базы, коллег, поставив его научные интересы вне закона. Но и потом он не прекращал исследований ни на минуту. И отчаявшийся мир снова вторгся в его жизнь, готовя новые испытания. Это было первой значимой победой Кривцова. В конце концов, истина не только выше, но и внутри.
Удовлетворенный собственной трактовкой неожиданных откровений и своей ролью в открывшейся ему картине мира, Кривцов пришел в отличное расположение духа и пошел домой пешком под снова начинающим моросить дождем.
— Ну, и как все прошло? — приветствовал Кривцова Андрей.
— Нормально, — Кривцов бросил ему на руки куртку и прошел на кухню. — Нужно выпить кофе.
— Намек понял, — проговорил Андрей с усмешкой и, расправив на вешалке куртку Кривцова, достал кофемолку. — Так что эта Жанна? Тоже хотела вытащить из тебя бесценные сведения о том, как стать совершенством?
— Ты знаешь, — задумчиво протянул Кривцов, — ей это, пожалуй, ни к чему…
— Даже так? — Андрей поднял бровь. — Когда следующее свидание? Ольга теперь отправится в отставку или останется, как резервный вариант?
Кривцов уловил иронию в его голосе и рассвирепел.
— Тебе не кажется, что ты слишком много себе позволяешь?
— А тебе не кажется, что ты слишком расслабился?
— На что ты намекаешь?
— На те условия, на которые я согласился, оставаясь в этом доме!
Кривцов поморщился:
— А у тебя есть варианты?
— Как будто ты не знаешь меня, Веня.
Андрей снял с плиты турку и налил кофе в чашку. С шутливым поклоном поставил ее перед Кривцовым:
— Ваш кофе, хозяин!
— Благодарю, — буркнул Кривцов.
Положил сахар, размешал, позвякивая ложкой о старый фарфор.
— Послушай, — решил он пойти на мировую. — Ну что я могу сделать? У меня связаны руки, ты же знаешь.
— Когда ты трахаешь баб, у тебя руки не особо связаны.
Кривцов поднял руки, защищаясь:
— Ольга самим своим присутствием в моей жизни служит моим — нашим, Андрей! — целям. Я не могу отказаться от нее. Я, я слишком много вложил в нее. И потом, она — доказательство моей теории. А Жанна… Она сама появилась. Но знаешь, если б я верил в бога, я бы…
Андрей внимательно смотрел на него и молчал. От этого молчания, липкого и мутного, Кривцову становилось не по себе. Он закурил.
— Ну скажи уже что-нибудь, что ли.
— Сказать? — Андрей наклонился к нему. — Я скажу, Веня!
Вместо тишины Кривцова оглушил голос Андрея. Захотелось исчезнуть. Но пришлось слушать.
— Сколько мне еще сидеть в этой дыре? Это я был тебе нужен! Я тебе, а не ты — мне. Зачем? Чтобы изображать чертову прислугу? А это была твоя задумка! Я ненавижу себя не меньше, чем этот сраный мир! Тебя я тоже ненавижу! И я жду, Веня! Я жду действий!
Кривцов затянулся сигаретой. Действий. Всем нужны действия. Миру и впрямь надоело играть в прятки. Ну что же, он уже знает, как именно следует воспользоваться новыми условиями игры.
Он поднял глаза и вздрогнул — черные зрачки Андрея буравили его. На какое-то мгновение Кривцову показалось, что зрачки эти расширились и стали темным болотом, затопившим весь мир.
— Я…
Он опустил голову и посмотрел в чашку. Болото превратилось в черную гущу на дне. Это вернуло Кривцова к действительности.
— Будут тебе действия, — мрачно сказал он. — Готовься умереть сегодня.
— А если я откажусь?
— Я знаю, Андрей. Я, я знаю, что делаю.
Не дождавшись ответа, Кривцов поставил чашку на стол. Ушел к себе, включил терминал. Быстро просмотрел новые письма. Спам. Привычным движением он смахнул их в корзину. Жанна. Золотистый нейрокристалл, уникальный, совершенный… Кривцов потратил на письмо ей больше часа. Затем откинулся на спинку кресла, потянулся, закрыл глаза. Внутренним взором осмотрел все тело, прислушался. Вдохнул и выдохнул несколько раз. Все в порядке.
Резким движением Кривцов поднялся, открыл ящик стола, достал оттуда небольшую коробочку. Откинул крышку, пробежал пальцами по стикерам, наклеенным на крошечные пакетики с порошками. Поколебался, затем выбрал два.
Сегодня умереть предстояло не только Андрею.
6. Ро
Бунтарь постучался к Ро ближе к вечеру.
Ро сидел, положив планшет на колени, и пытался рисовать товарищей по несчастью. Но почему-то все, что бросалось в глаза при одном только взгляде, на бумаге отображаться не спешило. Ро извел несколько листов и изгрыз карандаш без толку. «Хреновый ты художник, — сказал себе Ро. — И, признайся самому себе честно, ты всегда таким был, и застрявшие в развитии мозги тут ни при чем.»
Ро отшвырнул карандаш в угол и чуть не попал в вошедшего Бунтаря.
— Опять ты? — с досадой спросил он.
— Я, — гость быстрым шагом подошел к Ро и сел рядом на диван. — Я весь вечер общался с нашими друзьями и понял, что все это — путь в никуда. Так они ничего не добьются. Знаешь, почему?
Ро помотал головой.
— Потому, Ро, что они не хотят добиться. В этой петиции они сейчас видят смысл своего существования. Напишут они ее — и все. Смысла не станет. Куда они пойдут? Что будут делать? А сейчас они заняты — играют в жизнь.
В голосе Бунтаря слышалась досада. Ро посмотрел на него. Потом опустил взгляд, наклонился, поднял карандаш и чересчур внимательно изучил его, сдувая незаметные глазу пылинки. Бунтарь был прав, но Ро не хотел этого признавать.
— Что притих? — спросил Бунтарь. — Не согласен?
— Я… Мне кажется, я и до смерти занимался тем же самым, — сказал Ро.
— Как ты умер, Ро?
— Самоубийство.
— Отчего так?
— Да сразу от всего. Решил выйти из игры, — Ро усмехнулся. — К сожалению, мой папочка обладал достаточными средствами, чтобы не дать мне совершить ошибку. Подозреваю, что сделал он это в угоду маме. Я был единственным сыном, сам понимаешь. Отец-то надеялся, что после смерти я образумлюсь, начну вести нормальную жизнь, продолжу его бизнес. Он всегда об этом мечтал и всю мою жизнь сетовал на то, что я оказался рохлей. И очень удивился, когда вместо благодарности я плюнул ему в лицо и ушел.
— И оказался здесь?
— Ну да. Я помотался сперва, но денег не было, жилья тоже, а здесь дали крышу над головой и возможность заниматься живописью.
— А опыты?
— Их я не помню, — пожал плечами Ро. — Несколько раз перезагружался уже… Но я оказался здесь очень вовремя. Когда приняли закон, по всему миру стали отделять личности от тел и продавать за большие деньги, а про нас как будто забыли. Меня устраивало.
— Страшно было умереть во второй раз?
Ро поколебался, прежде чем ответить.
— Да. Я думаю, они ведь наверняка делали это — в смысле, вытаскивали кристалл, смотрели, как там и что, изучали… Да мы и сами… Это как просто заснуть и проснуться. Но всегда есть страх — а вдруг я не вернусь? А вдруг вернусь — не я?