— Ты нам о своем походе расскажи, — напомнил Фарнак.
— О! Давно уже у меня такого не бывало. Мы прошли за полуденный рубеж Харада, за Хлавийские Горы. Сделали стоянку — ты знаешь, там хорошие бухты, всегда можно перевести дух, — и что же? Оказывается, в окрестностях завелись какие-то двуногие любители человечины. Мы их отогнали, но это стоило пятерых лучших разведчиков. Потом встретились пальмовые рощи, отравленные какой-то дрянью, хорошо еще, что она валила человека сразу, — еще десяток погибших.
— Погоди! — встревожился Фарнак. — Рощи отравлены?!
— Ну да! Плоды стали ядовитыми, словно змея-молния. Пошли дальше. Миновали Каменку и собрались остановиться в Нардозе, порасспрашивать, что слышно в дальнем Захарадье, и что же мы видим на месте города?
Вингетор сделал эффектную паузу, свойственную лишь высокородному вельможе на заседании Государственного Совета, и Фолко окончательно уверовал, что этот человек оказался в рядах Морского народа лишь по особой прихоти всемогущей судьбы. Рассказчик говорил на Всеобщем Языке хорошо, но со странным акцентом, немного в нос — такого хоббит не слыхал даже в Цитадели Олмера, где Общую Речь коверкали до неузнаваемости.
— И что же? — пряча улыбку, поинтересовался Фарнак, видимо, уже хорошо знавший манеры собеседника.
С лица Вингетора сбежала улыбка.
— Город сожжен, — сухо отчеканил он, и это настолько отличалось от его прежней манеры, что всем показалось, он возвестил, самое меньшее, о начале Дагор Дагоррата. — Сожжен дотла. Улицы завалены скелетами.
Фарнак побелел.
— Не может быть! — вырвалось у Хьярриди.
— Может. А в окрестностях обосновалось некое племя перьеруких. Что-нибудь слыхали о таких?
Фолко сжал под столом кулаки. Вот оно! Вот!
Переглянувшись, Фарнак и Хьярриди отрицательно покачали головами.
— Самые настоящие перьерукие, уверяю я вас. Можно взглянуть, если интересно, одного такого я привез сюда живым. Во всем люди как люди, только вот на руках, вот здесь, — он провел по ребру ладони и дальше, к локтю и плечу, — перья растут. Правда, не у всех — только у вождей. Остальные-то просто с едва заметным костяным гребнем.
— Ну и ну! — поразились гномы.
— То-то, что ну и ну. Мы вот тоже… рты пораскрывали с такого чуда. А прежде чем закрыли, эти самые перьерукие повытаскивали из-под берега спрятанные лодки, и нам пришлось туго. Они дрались, как безумные, и ни один так и не отступил. Их челны шли борт к борту, так что я не видел воды. Мы убивали их сотнями, но все же уступили им гавань. А сражались эти перьерукие не обычными мечами или там копьями. Нет! На древко насажена заточенная лопата, или там грабли, или вилы, как вам это понравится? И орудовали своими снастями куда как ловко.
— Постой, постой! — спохватился наконец Фарнак. — Так это что ж получается — Нардоз сожжен… а все окрестности?!. Там ведь жило немало наших!
— Все погибли, старина, — негромко ответил Вингетер. В его голосе не осталось и следа прежнего веселья. Он мог со смехом говорить о собственном поражении, но в том, что касалось остальных…
— Никого не осталось, — повторил тан. — Перьерукие владеют всем берегом южнее Каменки до самых Молчаливых Скал… Но слушай дальше! После боя у Нардоза я поклялся: костьми лягу, но доищусь, что это за создания и откуда взялись. Поймать одного из их вождей оказалось не так уж и трудно. Мне пришлось зарезать и скормить морским зверям десятерых его спутников, прежде чем тот заговорил и мы научились понимать его язык. Его зовут Фелластр, и рассказал он очень, очень много интересного, за что мне придется долго оправдываться перед Морским Отцом, потому что вытягивал я из перьерукого слова воистину лишь раскаленными щипцами… — Вингетор неожиданно покачал головой.
— Да что это с тобой? — удивился Фарнак. — Ну, пытал пленного, так что же тут такого? Война, одно слово… И я пытал, было дело. Не узнаю тебя!
Вингетор с кривой ухмылкой потупился.
— Потому что этот самый Фелластр, когда мы… гм… уже достаточно с ним позабавились… сумел прокричать своим собратьям, что с ним случилось, кто мы такие, как зовут предводителя похитителей и где его, Фелластра, следует отыскивать и кому мстить.
— Как это так?! — не удержался Торин.
Вингетор мрачно взглянул на гнома:
— Я сам постоянно спрашиваю себя о том же, гном. Я подозреваю, — и сильно! — что мой пленник преотлично знает Всеобщий Язык, только умело это скрывает. И воля у него железная. Проверяя, я громко обсуждал с Освальдом, как лучше поступить с пленным — поджарить на медленном огне, четвертовать или же по-простому утопить, — так этот гордец и бровью не повел, словно и не о нем речь шла. Я решил — не понимает! — и успокоился. Верно, не прав был… А как своим передал… Тянули они за нами все время. Вдоль берега на велбудах своих шли, морем — на лодках. Напасть так и не решились, но был момент, оказались совсем рядом. И он как их учуял, змея! Заверещал, заорал, точно чудо невиданное. И в воплях его я и «Умбар» слышал, и «Морской народ», и «эльдринги», и даже — «тан Вингетор». Как тебе все это нравится?