Малейв следовал за мной.
— Уж не топиться ли ты собралась?
— Не дождешься.
Я выглянула за ограду. Море билось о камни, волны взбивали пену. На лицо полетели мелкие брызги, принося свежесть, охлаждая кожу. О, я, должно быть, сейчас являю собой занимательное зрелище: босая, в вычурном церемониальном наряде, с распущенными волосами и с плохо стертой помадой. Не хватает только слез, трагичного крика и торжественного бросания в море.
Так ведь должны поступать брошенные невесты?
— Я понимаю, почему ты зацепилась за возможность выйти за него, — начал атаку Малейв. — Но я могу заключить с тобой гораздо более выгодную сделку. Ты и твой брат поступаете в академию Культур, получаете гражданство, а на ферму вашу привозят новое оборудование — устраивает? Тебе нужно только согласиться на встречи со мной. Ну, и на все то, что я буду делать с тобой во время этих встреч.
Я сжала кулаки.
— … И не нужно строить из себя невинность. Кому ты еще сможешь продаться так дорого?
«Продаться», «дорого», «цена»… Малейв всех младших считает продажными, или только я удостоилась такой чести? Он коснулся меня, интимно, как будто я уже ему принадлежала. Этого я вытерпеть уже не могла. Сама не заметила, как залепила пощечину — опомнилась только, когда пальцы заныли.
— Если я и захочу себя продать, то выберу покупателя получше.
Малейв, казалось, ожидал пощечины. По крайней мере, она его не удивила и не оскорбила. Он с усмешкой потер щеку:
— Я предполагал нечто подобное. Тем интереснее будет тебя приручить.
— Да ну? Приручить? Мне не настолько ценно ваше гражданство, сукин ты сын.
— Маленькая землянка забыла, с кем разговаривает?
— Нет, это центаврианин забыл, что не все можно купить.
Он закатил глаза.
— Тебе не надоело препираться? Может, сразу ко мне?
— Лучше сразу в ад. Тебе.
Я передернула плечами и обошла мужчину. Пора было лететь домой, чтобы закрыться в своей комнате и оплакать сегодняшний кошмар. Как ни старалась я разыграть из себя воинственную-неуязвимую-независимую, мне всем сердцем хотелось, чтобы кто-то сильный защитил, оградил от всего этого, а еще больше — чтобы происходящее оказалось неприятным сном.
Кое-какие зачатки совести у агента были, поэтому он не стал силком тащить меня к себе или набрасываться в такси. Гордость требовала отказаться от его помощи, а благоразумие — сесть в такси, денег-то у меня не оставалось. Мы долетели до ближайшей к моему дому аэро-площадке.
— До встречи, — с намеком сказал Малейв и дал водителю знак взлетать.
Я осталась стоять на стоянке аэрокаров растрепанная и негодующая, в свадебном наряде, но без жениха — идеальный объект для сплетен.
Говорят, что женщины эмоциональнее мужчин. Как же! Братья, увидев меня пробирающейся по саду, чтобы не попасться им на глаза, устроили истерику — Агап схватился за грабли, Кеша схватился за голову, а Тема — за меня. Братец начал так усердно меня трясти, что я прокусила язык.
— Что? Что случилось? Где Гаррисон?
Я сбивчиво рассказала им, что у Дома любви мы поняли, что совершаем ошибку, и что слишком мало знакомы для такого решения.
— Нина… — багровея, прорычал Агап.
Кеша быстро преградил ему дорогу, а Тема выхватил из его рук грабли. В нашей семье был негласный закон — Агапию перечить нельзя. И я никогда ему не перечила, предпочитая с виду соглашаться и делать все по-своему. Сегодня же пришлось разыграть непокорную сестру:
— Вы должны меня понять! Я не хочу замуж! И ты хоть забей меня граблями, Агапий, но я все равно откажусь! И не звоните Гаррисону, ему и без того плохо сейчас!
Улучив момент, я проскользнула мимо мужчин в дом. Пускай думают, что я легкомысленная, глупая, ветреная…Знать о том, что меня достает богатый центаврианин, им нельзя. Конечно, обратись я к Кеше за помощью, он бы придумал выход из ситуации, но я никогда не приносила братьям проблем, да и не было у меня их никогда — с моим характером сложно впутаться во что-то. И неужели я настолько беззащитная, что не могу сама отвадить нежеланного кавалера?
Я дала приказ Анне заблокировать двери в мою комнату. А потом начала крушить подушку, представляя на ее месте высокомерную морду Малейва. Скоро от подушки остался только пух. Жаль, что с настоящим агентом так просто разделаться нельзя.
Раздевшись и затолкав церемониальный наряд под кровать (хотелось бы его вообще выбросить), я пошла в душ, смывать макияж. Шмыгая носом под упругими струями воды, я переживала о Тони. Это там, на виду, нас заставили разыграть настоящую трагедию, а на самом деле мы оставались друзьями. Не хотелось думать, чем Гаррисону угрожал Малейв — я подозревала самое худшее и в сотый раз задавалась вопросом — что центаврианин во мне нашел? Ну, какой ему прок в том, чтобы меня «приручить»?
И почему он объявился так неожиданно? Откуда узнал, что я собираюсь замуж? Неужели все это время он следил за мной? Если следил, то это значит, что он взялся за меня серьезно. Что может заставить представителя старшей расы так настойчиво преследовать землянку?
Уж точно не ее симпатичная мордашка. Тут что-то другое…
Вечером я осмелилась надеть ТПТ. И сразу же позвонил Гаррисон.
— Я приходил, но твои братья …
— Не объясняй.
— Я не взял денег! — с жаром проговорил Тони. — Что бы тебе там ни наговорили, я не взял никаких денег. Я… я вообще не понимаю, что произошло. Все как в тумане… Ты меня ненавидишь?
— С чего ты взял?
Парень пораженно охнул. А потом заговорил быстро, путаясь в словах:
— Я повел себя, как слабохарактерный индюк. Я оставил тебя с ним, а сам сбежал. Нина, ты просто обязана меня ненавидеть!
— Да брось. Что тебе там наплели, в кабинете?
— Показали записи, где ты мило щебечешь с этим черноволосым мужчиной. Рассказали, что вы давно встречаетесь и что ты пытаешься вынудить его на себе жениться. А тут подвернулся я, и ты решила сойтись со мной, чтобы вызвать его ревность. Потом начали говорить про материальную помощь… Я ничего не взял, ничего! И вышел в коридор. Увидел, как вы с брюнетом смотрите друг на друга и поверил, что все, что мне наболтали — правда.
— Гаррисон, на тебя воздействовали, — с тоскливой обреченностью в голосе сказала я.
— У меня стоял блок-режим на ТПТ.
— Блок пресекает попытку внушить мысль, а не чувство. Эмпаты не оставляют следов.
Тони надолго замолчал. Ему тоже пришлось нелегко: он готовился к свадьбе, распланировал всю нашу жизнь, а вместо того подвергся эмпатической атаке. И, скорее всего, сильно пострадала его мужская гордость. Не суметь защитить женщину, которую хотел назвать своей — это неприятно и оскорбительно.
Как бы мне ни было жаль парня, в глубине души я была им разочарована. Чуть-чуть, но и этого хватило, чтобы только начинающая появляться влюбленность завяла, точно придавленный цветок.
— Я полный идиот.
— Не говори глупостей. Мы уязвимы перед старшими.
— Я… я тебя оставил. Я ушел, оставив тебя с центаврианином! А он смотрел на тебя, как… да ты и сама ведь знаешь, как! И как он посмел такое провернуть? Мы можем заявить на него.
— Нет! Ни в коем случае! — испугалась я. — Если поднимем бучу, будет гораздо хуже. Подумай сам: как будет выглядеть заявление беженки о том, что ее домогается представитель старшей расы? Который при этом ее и пальцем не тронул, и слова плохого не сказал? Да против него нет ни единой улики.
— Ты шутишь? Как это нет улик? А я?
— Мы не сможем доказать, что на нас влияли. Он и ждет от нас поспешного действия на горячую голову, чтобы выиграть! Я могу попросить тебя об одолжении? Ничего не предпринимай, говори всем, что это я отказалась от брака с тобой в самый последний момент.
— Ты спасаешь мою репутацию, но как же твоя?
— Репутация беспокоит меня меньше всего.
— Я не могу не беспокоиться о тебе, Нина. Я так тебя подвел!