В прикреплённом к стенке коконе находился человек. Это был бритоголовый из компании Хавера. Уставшим взглядом он смотрел вниз. Его голова была наклонена и позволяла видеть, как его собственная кровь спускалась примерно от его живота к основанию мешка из паутины.
А ещё внутри кокона что-то шевелилось. Что-то рядом с этим человеком…
Выпуклый нарост выступал от кокона, будто в него залезла огромная гусеница, которая прицепилась к страдающему человеку и пожирала его заживо. Сквозь органическую ткань и пелену затуманенных глаз было сложно разобрать, что именно это было. Но явно ничего хорошего, раз дело дошло до крови.
Мирта попыталась пошевелиться. Тактильные ощущения рассказывали ей о том, что она находилась в крайне неудобной позе, скованная и обмотанная с ног до головы. Вероятно, точно так же, как и человек напротив. По-видимому, паралич по-прежнему не отпускал её, потому что единственное, что вышло — это повернуть голову и застонать от стрельнувшей боли. Всё затекло.
Бритоголовый с усилием перевёл на неё свой взгляд, и Мирта с ужасом поняла, что он ещё жив. По глазам было ясно, что он не в силах управлять своим телом так, как она.
И Мирта догадывалась, почему.
Однажды отец отравил её. Он предупредил, что будет плохо. Но Мирта не ожидала, что хреново и гадко будет настолько. Горячка, тремор, рвота и ломка всего тела — всё это было только началом. Дальше шла борьба за дыхание, за самоконтроль, за жизнь. Она проклинала самого близкого ей человека. Она кричала, что ненавидела его, а потом ей было стыдно. Стыдно, плохо. И одиноко. Когда организм победил интоксикацию, Мирта долго не разговаривала с отцом. Хотя, вообще-то, это он не говорил с ней — это не было его сильной стороной. Но гордость — и сейчас Мирта это понимала, потому что говорить себе правду отец её тоже научил — заставляла её думать, что не разговаривала с ним именно она. Однако все обиды отошли на второй план, когда отец отравил её второй раз…
Задавать вопросы было не принято. Хотя сам он очень любил это делать. И пояснял это тем, что вопросы — это летящий песок в лицо врага. Пыль, которая повредит зрение, забьёт глотку, дезориентирует, сделает противника слабым. И приёмом этим необходимо пользоваться умело. Ведь ещё он мог помочь тогда, когда нужно сблизиться с врагом.
О том, что отравление было неспроста, Мирте пришлось догадываться самой. По непохожести симптомов и состояний она сделала вывод, что яды принадлежали разным животным. Подозревала, что некоторые были извлечены из мутантов. Догадывалась, что кое-какие — созданы человеком. Но с каждым разом, с каждым новым случаем становилось легче переносить болезненное состояние. Иногда казалось, что яд — в её крови.
И вот поэтому, она уже начинала понемногу двигаться. Бритоголовый не мог даже пошевелиться. Он истекал кровью. Он был серьёзно ранен. А Мирта уже начинала ощущать рукоять револьвера в своей руке.
Но и сейчас стоило быть предусмотрительным. Пальцы были ещё дубовыми, и с лёгкостью можно было выстрелить в себя. А, прежде, чем устраивать пальбу, стоило оценить, в каком положении находилась она сама. И ощущения, которые стали поступать к её мозгу, ей не понравились.
Судя по всему, вместе с ней внутри кокона что-то было. Оно и понятно. По этой причине она до сих пор была жива — это обычная практика кормления своего выводка. Чем дольше жертва живёт, тем дольше сохраняется, даря тем самым питательные вещества тому, для кого предназначалась. В мире все поедают друг друга. Это не плохо. Это не хорошо. Это просто такой процесс преобразования одного в другое. Гриб прорастает на дереве, используя его ресурсы. Мутант в своей норе переваривает человека. Планктон в океане даже не догадывается, что существует пищевая цепочка.
Незачем на кого-то обижаться. Некого винить. Бессмысленно убегать. Но можно попробовать всё изменить, и оказаться на той стороне, которая ест.
— Эээ… — Слабо простонал бритоголовый.
Крови под ним было столько, что было совершенно точно понятно — это нежилец. То, что его пожирало, входило во вкус. Мирта видела, как нарост в кровавом коконе мужчины движется всё агрессивнее. Тварь питалась и становилась сильнее. И очень скоро готовилась вырваться наружу. Сразу, как закончится корм.
— Чёрт, — невольно произнесла Мирта, осознавая, что находится в подобном же положении.
Однако, она также заметила, что дикция функционирует почти нормально. Она постепенно приходила в себя. И потому как можно быстрее обратилась к тому, что рассказывало ей её тело. На бедре, почти приблизившись к животу, на ней висела какая-то гадость. Что-то вроде пиявки или гусеницы, разве что пугающе больших размеров.
Девушка проверила может ли пошевелить ногой. Да, могла. Это тоже дало информацию — тварь была тяжёлая и крепко вцепилась в неё. Вероятно, на коже была огромная рана, но также можно было сделать обнадёживающее заключение, что трапеза ещё не началась.
Ладно. Это было здесь, внутри кокона. А что было вокруг?
Пещера представляла собой кривые земляные ходы, по которым даже можно было бы перемещаться почти стоя. Правда, ещё оставался вопрос, кто их проделал и кого в них можно было встретить. Но об этом можно было подумать позже. Сейчас голову занимали другие размышления.
По земляным стенам слоилась слизь. Она была почти повсеместно, покрывала торчащие корневища и скрепляла нити, напоминающие паутину. Именно эти нити сгущались в определённых местах и образовывали коконы, одним из которых было кровавое вместилище мужчины напротив Мирты. Слизь выглядела довольно клейкой, о чём можно было судить, исходя хотя бы из того, что кокон бритоголового всё ещё висел на стене. Ею было покрыто буквально всё вокруг. Но под ней всё же было видно рыхлую землю. И с этим уже можно было работать!
Когда Мирта обратилась к бритоголовому мужику, который продолжал смотреть на неё не то с надеждой, не то с обречённой насмешкой, она услышала, как слаб её тонкий голос. В этом не было ничего удивительного, так как борьба с парализовавшим тело ядом была в самом разгаре.
— Я знаю, как отсюда выбраться, — солгала она, глядя в глаза мужика.
Он явно хотел что-то сказать, но издал лишь сухой выдох.
— Моргни один раз, если видел здесь что-то ещё после того, как очнулся, — сказала она, обретая силу в голосе.
Лицо мужчины напряглось, но его сил хватило, чтобы справиться с мышцами лица. Он моргнул, а затем попытался моргнуть второй раз, что означало бы, что нет, он не видел ничего.
— Я поняла, — прервала его мучения Мирта, — теперь слушай.
Но вдруг окровавленная ткань кокона была разрезана изнутри черным длинным когтем.
— НОААА!!! — Закричал мужчина, словно в нём задели струну, которая до этого не была натянута, и только теперь её взвели до предела.
Мирта решила больше не терять времени. Его не было, а ситуация уже была проигранной.
— Не дёргайся! — Выкрикнула она, пытаясь соблюдать уверенность в голосе.
Глаза её раскрылись так широко, что выдавали её эмоции. Ещё бы, ведь она наблюдала, как что-то прорывалось наружу. Мужик орал от боли. Измазанная в крови особь лезла
Глядя на это, Мирта дёрнулась. При этом тварь, которая была внутри её кокона впилась сильнее в кожу. Но недостаточно сильно… Мирта знала, что такое боль, и поняла, что к ней подсадили ещё совсем маленького детёныша. Это было из хороших новостей. А вот вылезающая мерзость — из плохих. Кокон, из которого появлялась личинка, находился на противоположной стороне стены и располагался выше, поэтому выходило так, что при полном появлении тварь могла выпасть прямо на неё. А этот расклад не устраивал совсем.
— Всё в порядке! — Громко сказала Мирта
Она постаралась смотреть в глаза мужчине, игнорируя тварь, и таким образом заставляя и его сосредоточиться не на боли и крике, а на возможном спасении. Когда Мирта убедилась, что, несмотря на свои страдания, человек готов слушать её, она продолжила.
— Сейчас эта штука вылезет, — перекрикивая звонкий клёкот вырывающейся твари, сообщила Мирта без какой-либо паники в голосе, — не беспокойся ни о чём. Я хочу, чтобы оно ушло от тебя. Ты ведь тоже хочешь этого, верно?