Я начал жестами объяснять, что мне нужна еда и питье. Трактирщик взирал на меня со взглядом, полным удивления и непонимания. Я решил действовать агрессивнее — указывать пальцем в мясные рульки и кружки немногочисленных посетителей, что были рядом, и пододвинул эту монетку к нему поближе. Удивление на его лице, казалось, становилось больше с каждым моим действием.
Вдруг ко мне подбежала белокурая девочка с хвостиками, лет четырнадцати на вид, веснушками на лице и небольшим носом с горбинкой. Судя по одежде, а, точнее, по засаленому фартуку, схожим с таковым у трактирщика, она была местной официанткой.
С озорной улыбкой она взяла в одну руку монету, а другой схватила меня, при этом увлеченно со мной разговаривая. Не то чтобы я мог ей ответить, но, видимо, и простого благодарного слушателя в моем лице ей было достаточно.
Мы подошли к пустому столу, и она указала рукой на пустую скамью возле него. Я присел за стол и, хлопая глазами и осматриваясь по сторонам, ждал когда же девушка умолкнет. Мою монету, при этом, она положила около меня на стол.
Не в силах выдержать ее обильный монолог или, как сказал бы мой преподаватель, словесный понос, я поднял руки и начал махать ими из стороны в сторону. Девочка замолчала и посмотрела на меня. Второй круг пантомимы начался.
Девочка, в отличие от трактирщика, не открывала широко глаза и не корчила ошеломленного выражения лица. Она просто смотрела на меня, словно на дебила. Но без единой толики удивления. Это ведь прогресс, правда?
Вдруг она отошла к соседнему столику, поговорила с сидящими за ним посетителями и взяла со стола рульку и суп. Она поднесла долгожданную мной еду к моему столику.
— Никеяс? Супэлменти? — произнесла она и поочередно подняла тарелку с мясом и похлебку в миске.
— Никеяс! Суплементи! — я глупо повторил за ней и энергично закивал головой, протягивая к ней монетку.
Она довольно кивнула и унесла еду, мою, черт возьми, еду, обратно на чужой столик. Теперь, словно продолжая издеваться, девушка подняла кружку с напитком и, не делая и шага в сторону от чужого столика, спросила вновь:
— Олурвеза?
— Олурвеза! Никис, супементи, олурвеза! — я плевать хотел на произношение и на боль в шее от бесконечных кивков. Я произносил каждое слово, показывая ей указательный палец и прося по одной порции каждого блюда.
Она вновь подошла и, с коварной улыбкой, показала пальцем наверх и сложила ладошки около уха. По всей видимости таким образом она указывала на то, что я должен снять комнату в трактире.
— Хеяматио? — вновь я услышал вопрос от нее, и она стала показывать все свои десять пальцев на руках, сгибая и разгибая их, словно показывая какие-то расчеты.
— Хеяматио, никеяс, супэлменти, оувреза, — я так ни разу и не остановил свои кивки.
Меня уже начали бесить эти издевательства над моим здравым смыслом и желудком. Ну, действительно, сколько можно терпеть?
Она вновь взяла меня за руку, забрала монетку со стола и повела к трактирщику. В ее фразах я начал замечать эти четыре новых, непривычных мне слова.
Трактирщик, послушав ее, забрал монету и девочка, взяв у него ключ, повела меня на второй этаж. Она привела меня к комнате, открыла дверь и дала в руки ключ. Из сказанного ей, благодаря жестам и новым для меня словам, я примерно понял, что я снял комнату и мне принесут еду прямо в нее. Еда с доставкой до номера! Этот отель заслуживает четыре звезды из десяти! Кстати, с учетом произошедшего в гильдии я решил понизить ее рейтинг, как гостиницы, до одной звезды. А нефиг доводить людей и заставлять их выходить из помещения через окно!
Я окинул взглядом комнату и вновь не увидел двери в ванную. Централизованного отопления, готов поспорить, тут тоже нет. Я зашел в комнату и скинул рюкзак с курткой на кровать. Окно здесь, как оказалось, без усилий открывалось вовнутрь, стоило лишь откинуть щеколду. Сама щеколда, вроде как, выглядела крепкой.
Я снял балахон с футболкой и посмотрел на свою спину в маленькое зеркальце, что было на столе. Обзор был, конечно, так себе, но я увидел пропитанную кровью повязку. Руки все были расцарапаны стеклом, словно я поиграл с кошкой. Куртка с рюкзаком от моего заныривания в стеклянное окно практически не пострадали.
От скуки я начал внимательно осматривать помещение на случай вынужденного побега или находящихся в комнате ловушек. Под кроватью ничего, кроме пыли и грязи, не было и она, как и массивный стол, при недюжинных усилиях двигалась с места. Сойдет для того, чтобы забаррикадировать дверь, однако. В стенах тоже ничего странного не было — обычные деревянные стены. Может, зря я так сильно паранойю? Хотя нет. Лучше быть живым параноиком, чем мертвым и психически стабильным.
Вдруг в дверь постучались. Я положил левую руку на рукоять ножа и подошел к двери и потянул ее на себя, пытаясь выглядеть как можно естественнее. Дверь, с легким сопротивлением и скрипом, открылась. На меня вылупилась та девочка, держа в руках кружку с напитком.
Я протянул левую руку к кружке и, забрав ее и сделав глоток, показал на бинты. Она кивнула и убежала. Я не стал закрывать дверь и сел на стул, что был около стола. В кружке, однако, если меня не подводят и память, и вкусовые рецепторы, оказался эль, который я, сияя от счастья, осушил в несколько глотков.
Достаточно быстро девочка прибежала обратно, неся в руках бинты. Я кивнул ей в знак благодарности, произнес «олурвеза» показывая один палец и начал снимать с себя бинты. Девочка подошла ко мне и начала помогать. Что ж, от помощи я не откажусь.
Как только мы закончили снимать повязки, я вновь посмотрел в зеркало на свою спину. Рана, вроде бы, становилась меньше и заживала, но все так же адски болела. Даже хмель в голове не сильно облегчал боль от нее. Я подготовил компресс, потратив очередную бутыль с не-такой-чудодейственной-как-хотелось-бы-жидкостью, и начал повязывать бинты поверх него. Девочка и тут мне помогла.
Я снова кивнул ей в знак благодарности и указал на пустую кружку и показал один палец.
— Ипмиа олурвеза, — сказала она, показывая вначале один палец, а потом поднимая пустую кружку. — Мирия, — вновь произнесла она, указывая на себя.
— Мирия, ипмиа олурвеза, — вторил ей я, слегка кланяясь. Других способов сказать «спасибо» в голову мне не пришло.
Неожиданно для меня девочка зарделась и убежала. Я прикрыл за ней дверь, достал свой дневник и записал в него все произошедшие за несколько дней события.
Развернув ее вверх тормашками, с обратной стороны я начал вести теперь уж точно настоящий словарь. Я записал туда все, что успел узнать из их языка, и, расслабившись, открыл мельтешащее все это время уведомление.
[Происходит эволюция. Ожидайте.]
— Аааа, да что за херняяяя, — я протяжно закричал. — Что мать вашу за эволюция, кто это все придумал, чертово фэнтези со сраной системой!
Мой крик души прервал стук в дверь. Мирия прибежала с элем — по ней было видно, что она спешила и старалась принести мне его как можно быстрее.
Я улыбнулся ей и снова слегка кивнул, забирая кружку. Хрен знает, почему она так добра ко мне, но вроде от эля вырубать меня не начало — значится не отравили, уже радует.
Я поставил кружку на стол и стал ждать еду. Буквально через пару минут Мирия прибежала с тарелкой похлебки, и я поставил ее на стол к кружке. После этого я окликнул не успевшую убежать девочку. Она остановилась, вопросительно смотря на меня.
Никогда я не был силен в пантомимах и игре в крокодила — поэтому показать льющуюся воду и процесс умывания было сложно. Она, вроде бы, меня поняла и повела на первый этаж. Я накинул на себя балахон, закрыл дверь и двинулся за ней во двор трактира.
И тут меня ждало две вещи — столь знакомый с детства деревенский туалет около задней двери трактира и колодец, стоящий чуть поодаль. Совершив все жизненно необходимые действия в первом, я подошел к колодцу и засучил рукава.