Проплыв сквозь средоточие обособленных невольников, человек оказался в слегка припудренном грязью и людьми вагоне метро. Одна из наиболее нелепых ситуаций - поражаться быстротечности времени, при этом стоя в поезде и собирая беглые колкие взгляды. Додуматься своей изощрённой фантазией до подобной время растрачиваемой ахинеи мог только почётный мыслитель, презирающий общество. Людям некуда деть свой бесценный анализатор жизни, что они глазеют на потолок, поручни, ботинки, жёлтые зубы и приклеенную на окнах рекламу. И самое ироничное в том, что ты также глазеешь, словно первопроходец на аборигенов.
Человеку были противны общественные места, тем более, места скопления всех мастей, каст и классов. Он не отличался излишней ненавистью или презрением к людям - по крайне мере, он ненавидел людей не больше, чем обычный сельхоз работник, изо дня в день взирающий на пшеничные закаты. Человек был поражён разнообразностью характеров, судеб и умственного развития. Выборка гуманной единицы чересчур бесчувственна и несправедлива. Он никогда не мог понять, почему существование каждого объекта происходит именно так, а не иначе. Почему, вырвав собственную душу из небытия человеку не остаётся ничего, кроме как повиноваться жребию. Это похоже на участие в лохотроне - ты заранее знаешь, что выигрыш невозможен, но все равно бросаешь кости.
Человек рассматривал книжные витрины, как вдруг небо затянуло угрюмыми тучами, и хлынул холодный отрезвляющий дождь. Он взял несколько многообещающих книг и отправился к следующему пункту его безудержно весёлой прогулки.
В продуктовом магазине было слишком шумно для того, чтобы терять время на раздумья. Толпа невольников окружила беднягу в сером пальто, что оказалась пожилой женщиной, и требовала оплатить штраф. Как знать, провинилась ли на самом деле женщина, либо это очередная прихоть со стороны отчуждённых удачей пленников, именуемых кассирами. Рано или поздно каждый человек занимает свою нишу, и твердить о справедливости или её отсутствии остаётся лишь сидя у телевизора или в уборной, спуская в унитаз утреннюю газету. Жизнь идёт своим чередом, как любят говорить поэты и бухгалтеры, и осуждать раба за его рабское положение - значить плюнуть в лицо капризной фортуне, которая, переменив слагаемое с неизвестным, в ответе получит знаменатель с вашим возмутительным лицом.
Очередной вечер в тоне унылого бесстыдства и задумчивого душевного расстройства медленно перетекал в гиблую сонную ночь. Посетители сидели за круглыми столами с белоснежными скатертями, понурив головы и витая в депрессивном боли подвергающем отдыхе. Бокалы были пусты, тарелки заполнены объедками. Дабы подвести черту над этим до смерти скучным положением, оставалось включить на фоне похоронную музыку. Именно поэтому человек сыграл «смерть Озе» и мысленно разделил душевную скорбь своих слушателей.
Монотонно люди удалялись к своему настоящему, то есть отправлялись домой. Человеку наскучила лишённая происшествий жизнь, и он распустил на секунду слюни, забыв о том, что нужно зарабатывать деньги на собственное пропитание. Взбодрить самого себя он решил, сходив в уборную. Пока он запер свою потребность в кабине, у дверей доносились скандальные крики и несогласия. Человек надеялся, что, закончив дело, не поделившие какой-нибудь пустяк глупцы испарятся в воздухе, избавив его от встречи. Так и случилось: дверь хлопнула, потом хлопнула ещё раз, и, покинув неприятную кабину, человек обнаружил около умывальника окровавленного мужчину. Его противное и слабое лицо просило помощи, и человек растерялся в тот самый момент. Ему хотелось помочь бедняге, но также было не по себе от покидающего жизнь содрогающегося тела. Человек поспешил отойти от обречённого, утешив себя мыслью о том, что сокращение на одну единицу никак не опечалит внешний вид общины. В конце концов, это даже полезно, потому что рост популяции ещё никому не приносил счастья, как о том думают вдохновлённые красотой и молодостью нагие девушки и юноши.
В голове человека всё ещё звучала «Смерть Озе», когда он не спеша закрывал двери ресторана. Он не сказал шефу о том, что видел. Слишком большая ответственность за неизвестную и предрешённую судьбу. В довесок, слишком много времени отнимает разъяснительная поножовщина. Никто не горит желанием отвечать на бездарные вопросы бездарных людей, при этом чувствуя безосновательную вину и нервируя при каждом движении стража правопорядка. Поэтому человек ушёл в мокрую сырость ночной улицы, хлюпая туфлями по лужам и противясь каждой мысли вернуться обратно.