- У меня есть карандаш, - сказал мальчик. - Я нарисую тебя заново, как нарисовал эту дверь.
Глаза привыкли (не то к темноте, не то к тому состоянию, в котором всё вокруг находится), и Денис увидел перед собой силуэт вполне человеческих очертаний. Он радостно потянулся к нему карандашом, одним движением нарисовал туловище, голову, похожую формой на каплю, длинные несуразные руки с множеством пальцев (Денису некогда было считать, поэтому на каждой руке теперь красовалось разное их количество), ноги с хорошо видимыми, выдающимися суставами. Ноги он рисовал последними: они получились особенно здорово! Жалко, что Доминико ими не воспользуется.
- Тебе не щекотно? - спросил мальчик.
- Если бы я что-то почувствовал, я был бы счастливейшим существом на земле, - с неожиданной откровенностью сказал Доминико. Денис подумал, что он, должно быть, устал от самого себя - так говорила мама, когда кто-то из телевизионных героев становился сам на себя не похожим.
- Но ты двигаешься, - сдерживая радость, сказал Денис. - Значит, работает! Ты сейчас рассматриваешь собственные руки. Прости, что они такие... просто я торопился. Нам нужно выбираться отсюда. Я даже не нарисовал себе скафандр, вдруг, если долго дышать этим воздухом, я сам стану таким, как ты?
- Но это не я. Ты, наверное, нарисовал одного из этих краснокожих. Попробуй ещё раз.
Денис схватился за голову.
- Почему ты раньше не сказал!
- Разрази меня морской скат, если я понимаю, что конкретно ты сейчас делаешь, - принялся оправдываться Доминико. - Ты как будто водишь этим своим жезлом в воздухе.
Денис огляделся, заметив теперь, бесплотных, беспомощных существ вокруг было гораздо больше, чем ему хотелось. Взгляд надолго замирал на каждой фигуре. Вблизи все они казались одинаковыми, точно речные камни, собравшиеся на ежевечерний перестук боками. Призрак сказал, что мальчик стоит "прямо перед ним", но Денис видел перед собой два или три столба дыма, точно аист, наблюдающий с высоты за очагами лесного пожара. Расспрашивать времени не было. Что-то происходило с человеческим телом по эту сторону пространства, что-то, начавшееся с покалывания кончиков пальцев - причём, покалывания не снаружи, как это обычно бывает, когда отлежишь руку, а изнутри. Будто множество крошечных человечков оказалось заперто за дверями-ногтями, и теперь все они колотят туда крошечными кулачками. Возможно, если Денис задержится здесь чуть дольше, он сам станет лоскутом дыма.
Денис заработал руками вдвое быстрее, карандашный грифель скрипел, как бывает, когда пытаешься рисовать по стеклу. Вот и вторая фигура готова: она получилась угловатой, с плечами, похожими на капот старой папиной "четвёрки".
И снова промахнулся.
Не впасть в отчаяние Денису помог, как ни странно, один пугающий факт: он начал видеть лица приведений. Горбатые носы на перевёрнутых лицах, торчащие из ушей волосы, тонкие губы... Вот знакомое лицо, похожее на хитрое произведение искусства из обыкновенной салфетки; им-то Денис и занялся, чуть не роняя из рук свой инструмент.
- Кажется, тебе пора зарыться в ил, - подсказал Доминико, когда рисунок был почти готов. Чтобы сэкономить время, Денис нарисовал его в виде кота: конечно, он получился далеко не таким изящным, как у Максима (откровенно говоря, это существо больше походило формой на распухшую от дождя тучку, чем на животное), зато рисовался в одно движение.
Денис оглянулся и ойкнул: округлый, первый нарисованный им призрак, тянул свои пальцы-сосиски к мальчику. Движения его были медлительны, как под водой. Денис увернулся и чудом не попал в объятья к угловатому. Голова его болталась на плечах как коробка с заводной игрушкой, а руки тянулись прямо к горлу: двойного толкования быть не может, вряд ли они хотели заключить в объятья своего освободителя.
Доминико-кот вспрыгнул ему на плечи и зашипел:
- Бежим отсюда, малыш, бежим со всех ног!
Если бы у него были усы, они бы сейчас щекотали Денису ухо, но усов он не нарисовал. Мальчик побежал. Нарисованные им существа быстро осваивались с телами. У угловатого ноги получились преступно коротки, но он перебирал ими на удивление проворно, округлый же шагал с грациозной неспешностью человека на ходулях; и оба они хотели заполучить себе маленького художника. Должно быть, чтобы заставить нарисовать всех-всех-всех своих братьев. Ещё бы - они-то знают, что это за мука, находиться на одном месте, и не деревом находиться (оно хоть может махать ветвями и создавать ветер, может заниматься увлекательным подсчётом своих листьев и в предвкушении накачивать соком почки), а натурально быть клочком воздуха.
Денис с ужасом понял, что не помнит, где дверь, но Доминико, прижавшись к шее мальчика, подсказал в какой стороне её искать.
Всё вокруг окончательно померкло, как перед грозой, грохотала в венах кровь. Денис старался держать руки сложенными на животе, боясь изрезать их о проступающие в темноте острые формы, и в любой момент ожидал вспышки боли в ступнях. Трава выросла, незаметно поглотив и мальчика и его преследователей, хрустальные её кинжалы тихо звенели, касаясь друг друга.
Округлый и угловатый нагоняли. Шаги их были абсолютно бесшумны. Почти плача, Денис обернулся, сжимая в руке карандаш, словно кинжал. Не может быть, чтобы истории о Фродо, о Питере Пэвэнси и Геде из "Волшебника Земноморья" были просто выдумкой. Не может быть, чтобы случайность, в последний момент вытаскивающая их из беды, не пришла и ему, Денису, на помощь!
И вдруг его захлестнуло сильнейшее чувство дежавю. Денис уже был в похожей ситуации несколько лет назад: тогда, как сейчас, с листа бумаги на него шагало собственноручно нарисованное чудовище, и не было рядом мамы, чтобы остановить его продвижение. Врывающийся в форточку ветерок шевелил краешки листа, и казалось, чудовище увеличивается в размерах, ещё мгновение, и ему станет тесно в рамках листа. Скрип карусели за окном казался потусторонним звуком, предвещающим огромную беду. Денис сидел как кролик, забравшись с ногами на стул, а потом вдруг, неожиданно для себя, взял в кулак карандаш и заштриховал рисунок. И всё пропало. Карусель стала снова каруселью. А солнечные зайчики на полу и стенах перестали казаться алчущими крови зрачками.