- Веди своих людей на юг, за самыми яркими звёздами, по тропе младших.
Никто не сказал ни слова. Немногим более тридцати человек, они были похожи на камыш, предчувствующий непогоду. Рахим Аль-Тадуш, знакомый с двумя десятками королей, в том числе с четырьмя мёртвыми, ведающий тайны и говорящий о тайнах, повернулся и пошёл прочь. Острые камни и колючая трава мгновенно располосовали стопы. Накидка перестала защищать от холода и ветра, и Рахим вдруг почувствовал то, что не ощущал уже давно.
- Старик, - сказал он себе. - Я просто старик.
Конечно, они не выживут. Не протянут и дня, их ослепит солнце, убьёт непогода и земное притяжение, которое с первого крика и до последнего вздоха было и врагом каждому из них, и другом, грозя вечным падением и даря невероятную лёгкость существования. Разорвут на клочки дикие звери, крупные, мохнатые твари с десятисантиметровыми зубами, против которых бессильны хлипкие луки и каменные кривые ножи.
Но что он, Рахим, мог поделать? Его священный долг нести просвещение всем, кто бы ни встретился на пути. Он...
Нет, он не мог оставить их в одиночестве и просто исчезнуть. Он уже обманул единожды, но этого раза хватило, чтобы Веритус, Вселенская Истина, что однажды почуяла чистоту его души и поселилась там, покинул его, забрав с собой всю, без остатка, силу.
- И теперь я просто старик, - сказал, улыбнувшись, Рахим. - А странные земли не место для стариков с их хрупкими костями и больным сердцем.
И всё же он не мог оставить тех людей в неведении.
Не мог и всё.
- И за это я тоже должен страдать. Не меньше, чем за поруганную истину. А может, куда больше.
Конец
Колыбель
Огонёк передачи замерцал.
- Как вы там, "Муссон"?
И вновь незнакомый голос, и вновь женский.
- Только что позавтракал, Земля. Да, у меня кончились зубочистки. Затыкал ими дырочки в обшивке. Занесите в список покупок.
Повисло обескураженное молчание. Петер ухмыльнулся: чай, не орбита Урана и даже не пояс астероидов. Передачи здесь доходят почти мгновенно. Вчерашняя девушка - они никогда не представляются, и Петер звал её про себя Жанной-девять - пыталась свалить своё недоумение на перебои со связью. Так же, как Жанна-два и Жанна-восемь.
- Поняли вас, "Муссон". Отправим ближайшим экспрессом.
Петер хрюкнул. Жанна-десять, да? Здесь, в космосе, очень не хватает кого-то с чувством юмора.
- Буду ждать с нетерпением, - сказал он.
Тон "Земли" стал серьёзен.
- Ваша телеметрия в норме, "Муссон". Орбита стабильна. Начинаем снижение. Расчётное время до посадки - тридцать две минуты.
- Могли бы поставить здесь хотя бы сраный спидометр, - проворчал Петер.
Он тут же пожалел о том, что не ограничился простым "вас понял". Не кажется ли тебе, что ты превращаешься в ворчуна... космических масштабов?
Кстати, отменный каламбур.
- Мы все здесь, "Муссон", - почти ласково сказала Жанна-десять. - Добрая треть агентства, триста пятьдесят два человека. Ну и я, в довесок. Следим за вашими успехами. Отслеживаем каждое небесное тело в радиусе тысячи километров. Знаем, когда у вас мурашки бегут по спине и когда урчит в животе.
- Признателен, - буркнул Петер.
Он едва не сказал: "Только вы все там, а я здесь".
Повисло непродолжительное, почти неловкое молчание.
- Сегодня день "ха", да, "Муссон"?
Голос грудной и тёплый. Петер поймал себя на мысли, что предыдущие "Жанны" остались для него просто говорящей коробкой с моргающими лампочками. Он посмотрел в иллюминатор, откуда открывался замечательный вид на пористую, безжизненную поверхность астероида. Огромные кратеры казались собачьими следами. Пещеры, в которых поместился бы корабль целиком, были размером с лошадиные ноздри. А над всем этим - бесконечные перекрёстки алмазных дорожек, которые убегали за громаду видимого отсюда Юпитера или ползли по его кофейному брюху.
- Именно, - решительно сказал он. - Я намереваюсь провести его с максимальной пользой.
Картинка за десятимиллиметровым стеклом увеличивалась, медленно, но неумолимо. Астероид будто тянул к нему жадные, загребущие руки в нарывах и оспинах.
- Не дамся я тебе так просто, - буркнул Петер.
- Повторите, "Муссон", - в голосе Жанны-десять сквозили нервные нотки.
- Это я сам с собой, - отмахнулся мужчина. - Старая космическая привычка.
23P/Брорзена-Меткалфа. Короткопериодическая комета, видимая на земном небосводе раз в семьдесят лет. Если по-простому, глыба пыли и льда, одна из многих, крупинка пшена в полном амбаре. Особенная крупинка, так как была выбрана для первой в истории высадки человека на астероид.
Петер в числе тысячи других космонавтов претендовал на пустую могилу и торжественные похороны, итог весьма вероятный, несмотря на самые тщательные просчёты, неудачи. И он стал первым - по крайней мере, из этой тысячи. Тренировки были изнурительными, и сам полёт показался ему заслуженным отпуском, даже не смотря на невозможность встать с кресла и размять конечности.
Свободного времени было сполна, и Петер распоряжался им щедро, тратя на раздумья, в первую очередь, о том, почему выбор пал на его скромную персону. Там были куда более амбициозные парни - со многими он был знаком лично. Более целеустремлённые, более выносливые, устойчивые к нагрузкам. Настоящие герои.