Он молчал, глотая слёзы; вместо малыша ответил Доминико:
- Мы сейчас находимся в форте "Надежда". Таких, как этот форт, много разбросано по побережью и в глубине континента. Их около десятка, и ни один из них не закрывает на ночь ворота. Человеческие поселения окружили стенами, ещё не зная, что их никто никогда не будет штурмовать. Год выдался очень спокойным - сиу, даже самые воинственные племена, разобрали свои землянки и откочевали вглубь континента. И этот год повторяется снова и снова... - старик беззвучно свёл ладони и поправился: - Повторялся до сих пор. Этим счастливым временам не должен был прийти конец, и знаешь почему? Просто потому, что этого не может быть. А теперь хватай брата и бегите. Если бы я мог раздать вам подзатыльников, вы, два глупых малька, кубарем скатились бы по лестнице к воротам прямо сейчас.
Волокна тумана колыхались у первых ступеней лестницы, переползали друг через друга, будто копошащиеся в гнилом полене личинки. Денис вспомнил бесконечно вкусную сладкую вату, которой он угощался, когда его водили в парк аттракционов. Только здесь, конечно, это была не вата.
Призрак проявлял сегодня чудеса выдержки, и, глядя на него и на своего брата, которого хоть и бил мандраж, но отнюдь не разбил паралич, Макс неожиданно взял себя в руки.
- Я знаю, кому принадлежат эти стрелы - сказал он, выдернув одну, застрявшую в низком навесе. Мальчик брезгливо вертел её в руках. - Оперение знакомое. Сиу Грязного Когтя. Этот народ старается держаться обособленно. Последний раз их якобы видели десятилетие назад, когда они, собрав вигвамы, женщин и детей, откочевали в пустыню.
- Значит, теперь они вернулись, - сказал Доминико. - Для какой цели?
Пока они разговаривали, Денис почувствовал: некто и вправду приближается оттуда, из-за угла, дальше по улице. Может, это дядюшка Опи только что очнулся после солнечного удара и, сняв мокрую тряпку со лба, отправился выпить сидра? Или растяпа-цирюльник, который случайно нарезал ножницами время и теперь ходит, неприкаянный, пытаясь найти пропавший лоскут, тот, который они с братом так неосмотрительно перешагнули, истратив прорву времени буквально за секунду.
Денис бросился бы на шею любому из этих ребят. Но наступает пора для каждого ребёнка распрощаться со сказками о всесильных взрослых, и мальчик почувствовал, что его время пришло как раз сейчас. Эти шаги... как стук стариковского сердца. "Тук.... тук... тук..." Как бормотание сумасшедшего в тесной лесной хижине, куда уже больше двадцати лет никто не заглядывал. Как музицирование пересыхающих болот, костяной хруст сухого тростника, кашель лягушек, последних в этом лягушачьем клане... Нет, Денис не хотел со всем этим встречаться. Он хотел быть дальше... как можно дальше отсюда.
Максим тем временем соскочил с последней ступеньки и дёрнул Дениса за одежду: мол, уходим.
- Подожди! - сказал Денис. Кое-что вдруг пришло ему в голову. - А как же Варра?
- Кто?
- Ну Варра, дочь Бренны. Вдруг она и её подружки всё ещё на дереве? Тогда нам нужно их спасти.
- Их там больше нет, - сказал Максим. Очки его были как донышки пыльных стаканов, долгие годы простоявших на верхней полке. - Никого не осталось - разве ты не видишь?
Но Денис не слушал. Денис уже бежал. Столбы, обозначающие ворота, свистнули где-то над ухом; ахнув, Денис перемахнул овражек с луковой шелухой, очистками от репы и сломанным колесом от телеги на дне, и что есть духу понёсся вниз, к берегу, к реке, которая сейчас, в бесцветном мире, выглядела так, будто ей отчаянно тесно в своём ложе.
Денис встал под ивой. Приложил ладони рупором ко рту и закричал:
- Э-э-эй... Варра! Ты там? Спускайся, мы пришли за тобой!
Но, похоже, никого и вправду не было. Налетевший непонятно откуда ветерок зашевелил длинные ивовые плети, на миг показалось, будто вся объёмистая крона стала головой девочки на шее-стволе, со слегка растрёпанными волосами, и она смотрит на него, Дениса, с надеждой и немой мольбой...
- Братец!
Денис обернулся.
Максим и Доминико стояли бок о бок в десятке шагов от него, а за их спинами из распахнутых ворот, как из глотки умирающего, отчаянно хватающего воздух и не знающего, какой из вдохов станет последним, выползало нечто... нечто, похожее на почерневший от прилива крови язык. Там, внутри, кто-то шевелился и протягивал руки. Этот язык - будто пыльный мешок, внутри которого барахтался, играл и резвился разом десяток детей. Всё, с чем он соприкасался, чернело и скукоживалось, как бумага от жара поднесённого к ней пламени, всё вокруг обвешивалось плетьми белесого тумана. При взгляде на эту СКВЕРНУ, Денис понял, что её надо именовать не иначе как большими буквами, произносить не иначе как шёпотом, а лучше вообще молчать, не то услышит, придёт, сначала проникнув в твои сны, потом запустив лапки тумана в чашку с остатками напитка недельной давности, а потом...
Ветки дерева вдруг зашевелились. Сначала из густой кроны показались ноги - худые девчачьи лодыжки; сандаль был только на одной ступне, другая же похожа на птицу, выпорхнувшую из клетки и теперь кружащую вокруг по-прежнему пленённой товарки. Потом показалось платье, нежно-васильковое, нет, пронзительно-васильковое, потому что всё остальное было представлено сейчас только в строгой чёрно-белой расцветке, и это казалось невозможным и восхитительным одновременно.
Варра повисла на руках, беспомощно болтая ногами. Денис видел, как блестят зубы, закусившие нижнюю губу, как косы хлещут по щекам.
- Я тебя поймаю! - заорал он что есть мочи.
Конечно, он её не удержал. Вот Митяй бы, наверное, смог, а такому неуклюжему парню, как его лучший друг, удержать что-то больше кошки (или меньше футбольного мяча) можно даже не рассчитывать. Если бы он смог сплести ловчую сеть из, скажем, знаний о жизни тигров в восточной Африке или конструкции двухподвесного горного велосипеда, Варра приземлилась бы как будто в перину, но Максим не объяснил доходчиво, как пользоваться словесной магией, иначе Денис давно и вдохновенно бы что-нибудь декламировал. Так что он просто рухнул под её весом, снова переживая вспышку боли в ободранном локте и пытаясь восстановить сорванное дыхание. Что-то хрустнуло - ветка ли, кость? Чья-то боль вытекла сквозь сжатые зубы из прокушенного языка.