– Я знаю, тебе очень трудно. Но только ты сам можешь себе помочь. Доверяй людям, изливай им свою душу, и ошибайся в них, но живи дальше!
– Прости меня, тетушка! Я люблю тебя.
– Ты не виноват. Живи с воспоминаниями о нас, но не думай, что нас нет. Мы всегда рядом. Это так, не сомневайся. Этот день пройдет, и наступит новый. Ты справишься со всем. Верь в себя.
Я молчал, не в способности произнести вслух своих переживаний.
– Утром тебе станет легче, а сейчас приляг, тебе нужно поспать.
Я немощно забрался на свой диванчик, не отпуская рук Джеки со своих, и положил, наконец, голову ей на колени точно так же, как запомнил, я уснул однажды ночью.
– Уже взошла первая звезда на небе. С Рождеством тебя… Все будет хорошо, ты справишься…
Она напевала какую-то детскую мелодию, похожую на колыбельную, когда в падении в сон не разобрать больше слов, и слышен будто один только звук тонкого ангельского голоса, все больше теряющийся в собственном эхо.
24.
Все случилось точным образом, как сказала Джеки. Пришло Рождество и на утро от моего прошлого состояния не осталось следа. Перерождение свершилось.
Тем ранним утро, когда белила неба освещали линию горизонта вместо еще не появившегося солнца, я проснулся один и больше не искал Джеки, а прямиком двинулся к выходу.
Отсутствие боли, это было какое-то новое чувство для меня. Будто человек, изливший все слезы, не в способности больше плакать, я не мог больше испытывать удушение, и освободившись, наконец, с уз, в которых я сам себя пленил, я стал другим человеком.
Если долго не признавать реальности, то когда-то обязательно случится выплеск, это был мой вариант осознания реальности, заготовленный судьбой.
Словно все наставления, что я открыл для себя за эти дни с Джеки, всегда были моим кредо, но я был слишком слеп, чтобы самостоятельно разобраться во всем.
Покинув в последний раз дом тетушки, я огляделся, с теплом запомнив силуэт дома, окруженного полями и уже освещенного девственным утренним солнцем.
Я сел в свою машину, на которой приехал сюда впервые, вставил ключ в замок зажигания и несколько помедлил, прежде чем тронуться прочь, почтив в последний раз оказанную роль этого дома в своей жизни.
Никто не говорил, что будет легко. Мне грустно, что я остался один, но жизнь моя продолжается и она, явно, готовит для меня нечто, раз судьба была благосклонна ко мне.
Признать потерю близких, а для меня самых близких, людей было трудно, но еще труднее оказалось простить себя. Но я знаю, что мои родители и тетушка Джеки, как отныне я ее зову, прожили счастливую жизнь. Возможно, не полную всеми сбывшимися желаниями, но именно потому самую настоящую. И в память о них я должен двигаться дальше.
Радиоприемник в салоне негромко хрипел, издавая сплошной шум, так что я переключил его на проигрыватель диска. Символ паузы мигнул несколько раз, прежде чем в динамиках я услышал концовку той самой композиции Чарли Фетерса, под которую подъезжал к дому Джеки, или, как я запомнил все, под которую она танцевала тогда у себя во дворе.
Позже на приемах у психотерапевта мы договорились, что я больше не говорю о случившемся со мною, и тогда меня признают абсолютно здоровым, адекватным человеком, на чем мы и сошлись.
Ну а сам я, наконец, решился и рискнул, впервые за долгое время ощутив настоящую свободу и счастье от того дела, каким я теперь занимаюсь, и от жизни, в которую я обратил свою прежнюю, ранее полную чужих надежд, а отныне только собственных.
Я бросил учебу, и никто не мог меня отговорить, я был настроен на одно. Я искал свой пустынный пляж и, конечно, я его нашел.
Пусть мне пришлось проделать путь на другой конец земли, но я нашел свое место на ней.
Я изменился, и эти изменения меня очень радуют. Трудно объяснить все, что случилось со мной. Ведь все дело в мелочах, простых вещах, и их было слишком много, так что даже не сосчитать, не то чтобы вспомнить их все.
Помню, как пожилой абориген сосредоточенно и восхищенно разглядывал подаренный мною кусок мыла, то и дело, преподнося его к носу, чтобы который раз услышать его запах.
Жизнь в этих местах совершенно другая, не извращенная ее форма от той, какой она была задумана. Пожалуй, ее я искал.
Со мной рядом сидит весельчак Бони, ушастый и подбитый жизнью с виду, как я изнутри, пес, прибившийся ко мне по своей воле. Мой лучший друг, и я учусь у него преданности, в надежде когда-то встретить человека, разделившего бы со мной остаток жизни впереди.