− Но как же Ваши беседы с той женщиной, Джеки? Вы открылись, почему Вы решили пустить ее в свой мир?
− Знаете, все почему-то считают, что близким людям можно доверить самое сокровенное, интимное. Конечно, можно, но есть ли в том смысл? Интимные вещи от того и сокровенны, что человеку трудно говорить о них, тем более с близкими. Ведь с ними нас связывают история и отношения, сложившиеся за годы. Нелегко найти в себе мужество поделиться своими переживаниями с людьми, которые всегда будут рядом, а значит, будут напоминать о вскрытии собственных тайн. Мешает осознание того, что внутренний мир будет выставлен напоказ, навсегда потеряв свой статус. Другое дело незнакомцы. С ними легче говорить. Можно стать кем угодно. А легче признаться в чем-либо, вскрыв подлинных себя или солгав незнакомцу потому, что ему, собственно, нет никакого дела. Он не знает, какой перед ним человек, как живет, не знает его проблем и не станет его осуждать. О важных вещах легче говорить с незнакомыми людьми, потому что они не придают того же значения вашим переживаниям, сводя важность к минимуму, что позволяет дать им независимую оценку и даже критику. Советы и утешения лучше искать у малознакомых людей, у тех нет скрытых мотивов навредить, как, увы, иногда неосознанно случается у близких. В тот вечер я играл на фортепиано, и после игры мы много проговорили, я до сих пор помню все, о чем шла речь. Музыка фортепиано определенно расположила нас к душевному разговору. Мы, кажется, допоздна тогда просидели.
− Вы не сожалеете, что позволили себе откровенничать?
Я окинул взглядом кабинет, который успел изучить еще во время первых приемов, − все стояло на своих местах, напоминая некую декорацию, что так бережно, но искусственно, создают и поддерживают реквизиторы в студиях. Притворный психотерапевт − что может быть лучше, подумал я.
− Я не сожалею об этом точно так же, как не буду сожалеть, что делюсь всем этим с Вами сейчас. Вы ведь доктор, на работе, мы с Вами не друзья и не стремимся ними стать, Вы для меня, как и я для Вас, просто незнакомец, − несколько резко выпалил я, не перегибая с грубостью, − Тогда мне это пошло на пользу, я выговорился о том, о чем даже не размышлял ранее наедине с собой. В тех разговорах не было ничего особенного, но сам факт диалога дал мне возможность разобраться. Я тогда был на гране и нуждался в именно таком разговоре.
− На гране, что Вы подразумеваете под этим состоянием?
− Мне кажется, я до сих пор так проживаю каждый свой день − находясь на грани − я хожу над пропастью и не понимаю, как остальные не испытывают страха оступиться. Не найду других слов, чтобы описать яснее. Я думаю, Вы понимаете, что я хочу сказать. Мне кажется, первый признак того, что человек находится на грани, это когда он начинает пялиться в пустоту. На самом деле он начинаем видеть ту самую пропасть и страх наполняет его душу. И да, это происходит не от хорошей жизни, но именно в тот самый момент человек начинает ощущать жизнь в ее полной мере – осознавая, сколько он упустил, представляя как прожил бы ее заново, будь у него такая возможность. Если у него найдутся силы, и он не слетит с катушек, он сумеет изменить свою жизнь, воплотив не те мечты, что выведут его на новый материальный уровень, а те, что сделают его счастливым. Тогда же можно попытаться ответить себе, что такое счастье. Сумей он это − и больше ничего не столкнет его в ту пропасть, с которой однажды повезло выбраться.
− Вы сумели ответить, что есть счастье для Вас?
− Я верю, что на полпути к этому. Пытаюсь начать с мелочей, как скажем, я постоянно опаздываю просто потому, что не вижу причин спешить… Я даже наслаждаюсь этой глупостью людей, которые до сих пор не понимают насколько все законы относительны и примитивны в своей сущности, даже касательно таких пустяковых, но навязанных, стандартов этикета. Хочется быть свободным от этого всего. Я честно горжусь, что знаю, если даже и не в чем смысл жизни, то хотя бы те вещи, которые чего-то стоят, стараясь объективно отсеивать сегодняшние мелкие проблемы. Достаточно представить себя лет через десять, и человек здорово удивится количеству ничтожных проблем, которым уделялось драгоценное время в прошлом.
− Выходит, главное для Вас − свобода?
− Я думаю, свобода одна из определяющих ценностности жизни и одна из основополагающих счастья. А вот главное в жизни − это чувства. Не знаю, как объяснить. Человек всегда в конце остается сам, наедине со своими мыслями. Я, можно сказать, воспитан на философских книгах и фильмах – практически, прожил множество разных жизней… Ведь нельзя просто втолковать человеку, какие чувства он должен испытывать в конкретной ситуации, он должен самостоятельно на себе познать их, восприняв вымысел на время за реальность, погрузившись в книгу, в спектакль, в картину. Это роль искусства − устремлять человека к совершенству, развивать в себе восприятие внешнего мира через тонкий слой души, не поддаваясь материальным соблазнам, что ошибочно культивирует человек. После осознания определенного количества вещей вся система мира со своими придуманными ролями и законами начала казаться ничем, тем самым начав разрушаться в моем представлении. Мы как роботы. Уверен, нет смысла перечислять список предсказуемых поступков. И что мы в итоге имеем? В конце концов, мы просто смирились, приняли то, с чем должны бороться от природы… Людям проще все разложить по полочкам, найти систему, объяснить все. "Закон требует доказательства" − и люди следуют этой схеме. Но, по-моему, мир намного сложнее, и понимать ничего не стоит, нужно просто его чувствовать…
− Вы считаете, люди не видят истинных ценностей? Что им мешает?
− Все не совсем так. Они безусловно видят их, но по какой-то причине стараются отстраниться, долгие годы занимаясь самообманом. Я думаю, все дело в страхе. Это как доверие − человек опасается доверия по той причине, что знает, в случае неудачи обратного пути не бывает. Это банальный страх, он руководит нами. Страх призывает человека ко лжи, только смелые могут говорить правду, а единицы с них − сказать правду себе самому. Обманывая себя, человек подсознательно спокоен за свои истинные ценности, поскольку не подвергает их реальности, а реальность − жестока, и она же твердит, ничто не вечно. Тысячи лиц, скользящие мимо нас ежедневно, имеют свою историю, что тронула бы каждого до глубины души, стоило бы только узнать ее. Но они трепетно оберегают себя настоящих, надевая толстокожие маски, все больше развивая притворство в своей жизни. И не стоит кого-либо осуждать, ведь опасение, что весь их счастливый мир может рухнуть, гораздо меньше, если мир этот иллюзорен.
− Ваша логика такова, что люди не те, за кого себя выдают. И делают они это нарочно. Кого же скрываете Вы?
− Знаете, я понял, что я ребенок. Меня заставляют улыбаться высказывание молодых людей о том, как они взрослы. Одна только их обида на несерьезное восприятие другими их слов еще раз доказывает, что они все те же дети. Ребенок живет в нас всю жизнь. Ребенок во мне никогда не вырастет. Но я умело спрятал его глубоко в своей душе и нехотя вооружился невыносимым характером, чтобы никто не сумел добраться до него, или что еще хуже, насмеяться над ним. Собственно, тот же страх заставляет всех нас прекратить верить в чудеса, испытывать счастье, любить − быть собой, одним словом.