– Побудь пока здесь, ладно?
Будто я мог куда-то деться, мое тело все еще было не подвластно мне. Фрэнк с Кэти вышли куда-то, хлопнув за собой дверьми, после чего последовала тишина, провоцирующая нарастающий писк в ушах.
Они вернулись, как мне показалось, слишком быстро, открыв мою дверь, на которую я опер всю массу своего тела, так что с трудом смог удержаться, чтобы не выпасть с машины.
Фрэнк бережно приподнял меня за плечи, максимально осторожно пытаясь выбраться со мной с машины, но я лишь ощущал, как мои руки и ноги беспомощно свисают под собственной тяжестью на теле Фрэнка. Ему пришлось буквально тащить меня на себе.
Мы оказались в номере, войдя с самой улицы в него. Внутри было слишком душно и влажно, не смотря на общее похолодание снаружи. Мне стало труднее дышать, и к примеси горечи во рту теперь добавилась сухость, стягивающая ткани полости рта. Я попытался собрать как можно больше слюны, чтобы сплюнуть этот привкус, но попытки были безуспешными. Я добился лишь того, что с моего подбородка стекала слюна. Кэти вытерла мое лицо полотенцем, и во мне проснулось первое чувство, не стыда, а безысходности и собственной ничтожности.
Мое лицо снова скривилось всеми складками, испытывая максимальное напряжение всех своих мышц, будто пытаясь выжать со всей силой так и не последовавшие слезы.
Меня уложили в постель, и я будучи не раздетым, не позволив сделать этого, наконец самостоятельно пошевелился, сумев только перевернуться на бок, чтобы поджать к себе колени и со всей злостью сжать подушку под головой, в которую окунул свое лицо в желании скрыться за ней от всего, продолжая отрицать случившееся.
Очередной провал. Организм не мог более функционировать нормально. Поддерживая только жизненно важные свои функции, он отключал мое сознание, с каждым разом прилагая все больше внутренней мощи запустить нормальную работу. Как непослушный автомобиль глохнет все чаще под усердными попытками завестись от поворота ключа в замке зажигания, так же я пытался прийти в себя.
Все меньше с новым пробуждением у меня получалось воспринимать реальность, оставались силы лишь видеть картинки, всплывающие перед глазами. Какие-то пустые воспоминания вперемешку с громкими звуками, что я вряд ли бы мог вспомнить в ясном уме, сливались в полный бред.
И, наконец, Джеки, первая наша встреча, ее танец под светом уличного фонаря, только теперь открывающаяся с разных мне ракурсов. И как на ускоренной киноленте я видел, как воспламенялся кончик моей сигареты. Я ощущал, как клетки организма противятся новой порции яда. Я видел себя устроившимся там, на капоте своего авто, ночью и посреди поля. Застывший кадр, напоминающий, как спокойно мне было тогда.
Беспорядочные звуки сменились моей игрой на фортепиано, но перед глазами был потолок в рождественских огнях, и скользящая поверх рука Джеки, погружавшаяся в мои волосы.
Нет, все было слишком уж реально, я ощущал колени Джеки под затылком даже сейчас, я не мог всего этого вообразить.
Будто в невесомости между далекими звездами я отдался губящему меня потоку. В глазах погасли цвета, и я видел лишь черный фон с переливами мерцающих пятен.
"Дождись меня, я сейчас…" И ослепляющий яркий блик образа Джеки на лестнице, уходящей прочь от меня.
Потеря отрезвляет? Я открыл глаза и внезапно пришел в себя, окончательно на этот раз.
Шум в голове бесследно исчез, как и видения, вызывающие дрожь в теле и холодный пот, который, казалось, стекал ручьем с моего лба, оставляя влажное пятно на подушке.
Голоса Фрэнка и Кэти акустически доносились от запертой двери соседней комнаты. Они оставили меня, считая слишком слабым, чтобы я проснулся еще до утра. Собственно так оно и было, но что-то неестественное заставило меня стать на ноги, я ощутил долгожданный прилив сил.
Я неприятно скоробился от холода остывшего пота, пропитавшего мою одежду, что липла ко мне.
Я поступил так, как считал необходимым. Я знал наверняка, что пришел в себя, но отказывался верить в то, что Джеки была всего лишь видением.
Брелок, запомнившийся с детства, в виде деревянной груши, с которым отец когда-то носил ключи от своей машины, лежал на столе у входной двери. Я запомнил его, конечно, другим – мне он казался раньше большим в размере и куда более светлым. Вероятно, так и было, а тот предмет, что я сейчас видел, был искажен временем и моей детской памятью, не более того.
Меня продолжало тошнить и голова болела с большой силой, но мое желание вернуться в дом Джеки превзошло потребность организма в отдыхе, навязанную здравым смыслом.
По-прежнему тревожное состояние начало вновь побуждать во мне бунтаря, который никак не мог принять на веру столь резко развивающиеся события.
Она просила дождаться ее, я должен быть там, я не сумасшедший, она была там, и я уверен в том, что видел ее так же четко, как сейчас вижу перед глазами этот чертов брелок.
"Она спустится, а меня не будет на месте". Эта мысль вызвала жжение в груди. "Что я за человек, бросить ее там одну?"
Я нервно схватил ключи, озабоченный единой мыслью, как мне добраться скорее к Джеки.
23.
Что со мной происходит? Этого не может быть. Я здоровый человек, я не псих, что за бред, в конце концов?
Трасса была все еще мокрой, но дождь больше не шел. Опустевшая более обычного, но в меру для позднего часа, монотонная дорога не клонила меня ко сну. Напротив, я не находил себе места от возбуждения. Я не могу даже вспомнить, как я сориентировался, с какой части трассы мы приехали, не говоря уже о том, что не припомню знаков вдоль дороги, указавших мне путь.
Я ехал наобум с занятой мыслями головой и с нарастающим волнением, не в способности предсказать точно, что же меня ждет в доме.
Наконец, асфальт под колесами сменился землей, но это не заставило меня сбавить скорости, и мне пришлось включить дворники на лобовом стекле, чтобы суметь разглядеть дорогу впереди из-за словно накатывающих волн грязевых потоков, вызванных безжалостным вращением колес в лужах.
В тот самый час, когда я со всех сил пытался разглядеть всплывающую впереди дорогу и, казалось, перестал вовсе видеть что-либо, напряженно вглядываясь вдаль сквозь грязное стекло, в темноте одинокий образ дома возник снова ниоткуда.
Бросив машину во дворе, вблизи своей, оставленной здесь, я почти бежал ко входу. Не думаю, что я снова пережил странные галлюцинации, скорее от моей спешки, картинка в глазах начала прыгать в диссонансе с моим бегом, не совпадая с его амплитудой.
Я обратил внимание, что небо было уже почти ясным, чего я не мог заметить с салона машины. Обезумевший месяц ослепляюще ярко горел над головой, так что я не мог смотреть на него, не ощущая боли в глазах.
Чем ближе я оказывался ко входу, тем большим становилось мое возбужденное состояние.
Я дернул дверную ручку и очутился снова внутри дома, такого же темного изнутри, как краски ночи снаружи.
– Джеки? Джеки!
Я звал ее во всю мочь, не допуская мысли о ее отсутствии. Не включая свет в прихожей я бросился прямиком в комнату, но не обнаружил ее и там. Лунный свет с окон едва ли мог помочь разглядеть что-либо, и мне пришлось включить повсюду электрический свет. В комнате, затем на кухне, в прихожей, и замкнув круг, я вновь был в комнате, по-прежнему пустой.
– Джеки! Прошу тебя, ты нужна мне сейчас, Джеки! – все тише, но столь же истерически, умолял я.
Она возникла, как всегда неожиданно, я ощутил, что она должна была быть за моей спиной, и, обернувшись вокруг себя, я увидел ее.
– Джеки, я знал, что ты здесь, я знал, что я не сошел с ума! – я бросился к ней в объятия, разразившийся горячими слезами.
– Джеки, ты не поверишь, что они говорили, я был не прав, я поверил им, прости меня, я не дождался тебя… Это звучит глупо, но я уже начал думать, что тебя нет, понимаешь?.. – несвязные и спутанные в голове мысли хлынули с моих уст, я не мог толком соединить всех их во едино, не то чтобы высказать свои переживания, окончательно потеряв отличие реальности от вымысла.