— Читать, — сказала я на местном языке, протягивая ей злополучный договор.
И она прочитала. В общем-то, ничего слишком уж плохого в договоре не было. Время работы от завтрака до ужина с перерывом на обед, отдельная комната, предоставление вещей и предметов первой необходимости. Требовалось соблюдение местных законов, которые я не знала. В случае беременности договор по отдельному требованию приостанавливался на срок не более одного года. На это время ни оплата, ни жильё, ни питание не предоставлялись. В случае неисполнения договора без объективных причин (таких как болезнь, стихийное бедствие или магическое внушение) наказание было суровым — лишение обоих мизинцев. Работодатель мог расторгнуть договор, выплатив всю сумму целиком. В случае банкротства работодателя, по договору отвечала Канцелярия Правительства.
Тема с мизинцами изрядно напрягла. Попрощавшись с Аялой, я побрела к себе.
«Не то, чтобы я мог придумать, зачем именно, но мизинцы нам очень нужны», — сказал Организм.
«Нам бы почитать ещё и наш брачный договор, вот только где взять копию?» — сокрушался Разум.
«Шаритон призывал его из воздуха, может, и у нас так получится?» — предложил Оптимизм.
«Та у нас уже столько всего получилось! И влюбились, и Николаше подсобили, и родителей порадовали, и в другой мир так удачно сходили! Да мы везучие шлима́злы, с какого бока ни кусай!» — сардонически рассмеялся Сарказм.
Разум призвал всех к порядку: «Уймитесь! Завтра уточним, точно ли мы в Шемальяне, и куда именно нас судьба забросила».
Следующие дни оказались бедны и на информацию, и на события. Никто, кроме Аялы, со мной не общался. Да и она это делала несколько украдкой, стесняясь. Я выяснила, что ей четырнадцать, жила с бабушкой. Та не так давно скончалась, и Ае пришлось искать работу. Находились мы в Шемальяне. Многого об этой стране узнать не удалось, кроме того, что тут есть Правитель, которого выбирают из Высшей Десятки родов. Это элита элит, гранда́и. Есть ещё Сотня — анда́и — они пожиже, и Тысяча — да́и, мелкая аристократия. И есть все остальные. Я интересовалась магией, но в записях это слово пока не нашла, поэтому спросить Аялу не могла.
Я работала исключительно в библиотеке, и к этому все как-то привыкли. Единственный раз изменила правилу, когда Аялу наказали за какую-то провинность, и ей пришлось мыть уборные. Решила помочь, ну и потом, нечестно же, что их всё время моет кто-то другой. Пользуются-то все, логичнее и мыть по очереди, а не в качестве наказания.
Домомучительница моим подвигом не впечатлилась. Уже позже я подумала, что зря показала симпатию к Аяле, вдруг её бы начали из-за этого травить? Пришлось на следующий день помогать мыть окна другой девушке. Та от моего порыва пару раз из них чуть не выпала на улицу, но я держалась стойко и причиняла ей добро до самого вечера. Ещё спустя несколько дней в случайном порядке присоединилась к отмыванию плафонов. Ими занималась луковая бабка, считавшая меня проклинательницей. Я её разубеждать не стала, наоборот, хищно скалилась каждый раз, когда она случайно натыкалась на меня взглядом. Суеверная бабка вздрагивала, а я веселилась.
Вообще, были свои плюсы в том, чтобы считаться юродивой. При мне спокойно обсуждали что угодно, а Дий так вообще насмешил до колик. Как-то вечером после ужина он постучался в мою комнату и принёс камешек. Красивый такой, с серебринкой.
— Ты же меня понимаешь? — спросил он, я утвердительно кивнула в ответ, пропуская его внутрь. — Знаешь, я тебя как увидел, сразу подумал, что ты самая красивая. Кра-си-ва-я! Дай за задницу подержаться, а? А я тебе камушек подарю! Смотри, какой замечательный, прямо как ты. А если ты мне дашь ещё кое-что сделать, то я тебе морковку дам. А? Хочешь морковку? Давай, давай, соглашайся, больно не будет, тебе понравится!
«Таки отличное предложение, надо брать! Отдадим ему невинность за морковку! Почему нет, когда да? Шикарное предложение, все мухи в восторге» — откликнулся Сарказм.
«Пусть сначала гонит морковку! А дальше мы его выставим. Что он, пойдёт на юродивую девку жаловаться, что та у него морковку отжала? И камешек. Не знаю, зачем, но камешек тоже нужен!» — завопила Жадность.
Камешек я у него взяла, на память. И мирно наблюдала за тем, как он принялся развязывать штаны.
Ох, как он радовался! Ох, как был доволен своей шикарной придумкой поа́хаться за камешек! Ох, как невероятно гордился собой! Ровно до тех пор, пока окончательно не спустил штаны, а я не заржала в голос над их содержимым. Во-первых, меня реально разобрало, во-вторых, хотелось от имени всех несчастных угнетаемых женщин, которым делают вот такие предложения, нанести ему моральную травму. Я тыкала пальцем в его невесть какое достоинство и продолжала заливисто хохотать.