— Бобик, побудь возле памятника. Охотник, пойдем внутрь, осмотрим позицию.
Потолка у часовни не было, его заменял конус крыши, а прогнившие доски полов лежали на земле. Герман вошел первым и бегло оглядел помещение.
— Не бункер, конечно, но для выставки щитов и маскировки в первые минуты боя пойдет. Ну что, позовем гостей?
Охотник коротко прохрипел, пытаясь позвать Бобика: под воздействием анальгетиков, вколотых Климом, он забыл про свою рану, о чем тут же пожалел. Бинт, опоясывающий шею, побагровел. Но волк услышал и уже через мгновение нырнул под опущенную руку всадника, дав тому возможность зачерпнуть силы. Охотник приложил свободную руку к шее, пытаясь усмирить кровотечение.
— Ты что творишь? Клим сказал не трогать! Онеметь хочешь?
Охотник, останавливая словесный поток командира, выставил окровавленную руку перед собой, а затем направил ее вверх, испустив невероятно яркий луч, пробивший крышу.
— Внимание! Разгерметизация шлюза номер один, разгерметизация шлюза номер один.
Мусумэ тряхнул головой, пытаясь отогнать фантомные боли, сдавившие горло. Или то была горечь, вставшая комом? Он поднес внутреннюю сторону запястья к маске и взглянул на маленький экран, закрепленный там.
— Система, связь, постовой.
— Да, мастер?
— Что у вас там происходит? Там еще с утра должен был быть Петр.
— Да, он приходил. Ушел минут сорок назад, да, видимо, опять чего напортачил. Сейчас исправим.
— Сам шлюз проверяли?
— Нет, сейчас вышлем ребят. Вас скоро ждать?
— Нет, буду вечером, времени у вас должно хватить. И да, не забудь про экраны.
— Это всего-то раз было, и то на пару минут, что ж вы мне теперь до второго пришествия напоминать будете?
— Если ты не помнишь, этого хватило. Ладно, конец связи.
— Пустой дороги, мастер.
Охотник тяжело вздохнул и, отряхнув от земли руки, достал из сумки на спине Бобика вместительную флягу. Сев на небольшой каменный блок и наскоро смыв остатки грязи, он сделал пару глотков сам и налил немного в пасть Бобика.
— Полоть ты, значит, не можешь, а водичку пить «за здрасте»?
Волк провел массивной лапой по краю грядки, впустив на несколько сантиметров когти в землю, и с тоской посмотрел человеку в глаза.
— Да, да, да. Лапки у него, — Мусумэ дал еще немного воды товарищу, потрепал его за загривок и убрал флягу обратно. — Ладно, остальное завтра дополем.
Он приподнял крышку продолговатого ящика, что стоял за блоком, убрал инструмент и направился к грядкам с морковью и луком. Огородзанимал здание животноводческой фермы, где Охотник заменил старую крышу на купол из арматуры и стекла, когда количество жителей бункера превысило двадцать человек. Популяция животных в округе разрасталась без вмешательства людей, но количество пищи для самих травоядных после последней волны осталось скудным. Запасы мяса могли быстро закончиться, но, мало того, была необходимость более или менее сбалансировать рацион. Благо, некоторые из местных сумели сохранить семена овощей и взяли их с собой при эвакуации. Местные жители, будучи бедными в мирной жизни, в военное время становилисьочень богатыми из-за почти генетической потребности не только хранить всякий хлам дома, но таскать его за собой при каждом удобном и неудобном случае. Так происходило и девять лет назад, во время сбора ополчения.
Охотник стоял около окна второго этажа обветшалого дома офицеров, бесцельно всматриваясь вдаль простирающейся пустыни, что раньше была небольшим поселком. С первого этажа раздавались крики, в основном Германа и Комара. Охотник не вмешивался в дискуссию — в душе он поддерживал командира, но и не мог отрицать правильность выводов второго брата-всадника. Как бы неправильно с его стороны, как одного из всадников, это ни было, он сохранял нейтралитет и пошел бы за тем, чьи доводы ему показались бы весомей. Но иногда в моменты таких споров он чувствовал ответственность за судьбу «свечей». Местные теперь называли их именно так.
Вся соль в том, что буквально за несколько часов до побега всадников с территории базы, под командование Демичева поступил особый отряд десанта под командованием капитана Корнилова. Ценность этого отряда была в особых навыках бойцов и операциях, которые они выполняли. Когда нужно было сделать что-то грязное, причём тихо, вызывали этих ребят. В узких кругах их называли «мотыльками», мол, и летают, и красиво, но погибают стремительно, и чаще всего, ни за что. Видимо, полковник не хотел использовать Охотника и его товарищей в операциях по зачистке, а обычные солдаты его гарнизона могли попрощаться с жизнью еще на подходе к местам обитания «зараженных», встретившись с измененной и вконец одичавшей фауной Земли Демичева. Этих десантников мало того, что было труднее отправить к праотцам, так ещё и относились к ним, как мясу, очень способному, конечно, но легко заменяемому, учитывая уголовное прошлое многих представителей отряда. Узнав об их прибытии, Герман и не думал отменять побег, даже наоборот: перепланировал действия группы так, чтобы совершить его на несколько дней раньше, в ближайшую ночь.