При постепенном проникновении в суть мусульманской эзотерической традиции становится легче установить связь между верованиями мусульман и универсальной моделью сравнительного мистицизма. То, что на первый взгляд может показаться фантастической и экстравагантной литературой, открывает людям, готовым признать мистицизм как таковой и с рациональным подходом к разгадке тайны жизни, важную философскую систему. Становится ясным, что религия, основанная Мухаммедом, всегда подразделялась на два совершенно определённых направления — эзотерическое и экзотерическое.
Как и в греческой философии, эзотерическая часть намеренно утаивалась и настоящие ключи к ней передавались изустно. Тем не менее в произведениях посвящённых встречаются ясные намёки и знаки. Верные своим обязательствам сохранять тайну, эти люди придерживались обычного порядка. Они скрывали глубочайшие секреты под детально разработанными символическими изображениями, совершенно лишёнными смысла для непосвящённых.
Джафар Шариф описывает ритуалы посвящения истово верующего, принятые у мусульман Индии. Он пишет: «Затем муршид[125] шёпотом (буквально прижавшись друг к другу, рука в руке и касаясь губами уха) открывает ученику все сокровенные таинства благочестия»[126]. Упоминаемый здесь ритуал Голубой Ложи масонов описывали многие масонские писатели.
В работе «Знаки индийских масонов из династии Великих Моголов» («Indian Masons' Marks of the Mogul Dynasty») А. Горхэм приходит к заключению, что действующие организации масонов использовались императорами-моголами со времён Акбара до падения империи. Таким образом, он допускает, что гильдии строителей, с их обычными философскими стремлениями, процветали в этом регионе, сохраняя древнюю таинственную религию, увековеченную различными сообществами со времён учредителей греческих дионисий[127]. Мастера этих гильдий и их признанные подмастерья метили камни великих мусульманских памятников отличительными знаками, что впоследствии вошло в практику строительства соборов Европы.
Столкновение ислама и христианского мира во время трагического цикла крестовых походов и после него открыло европейским народам исламскую философию. Парацельс, побывав в Константинополе, обнаружил, что мусульманские врачи намного опередили европейских докторов в диагностике и лечении болезней.
Первые алхимики, включая Роджера Бэкона и Базиля Валентина, ссылались на арабов как на знатоков алхимической философии. Гебер (Джабир ибн Хайян) и Авиценна почитались «адептами камня», и многочисленные искатели истины совершали путешествия на Ближний Восток и в Северную Африку, чтобы поучиться у знаменитых мастеров исламского Закона. По-видимому, эти известные учёные мужи не были отягощены предрассудками, и, вернувшись домой, в Европу, они поведали о чрезвычайной мудрости и широте взглядов, которые они встретили в школах и университетах Каира, Багдада и Дамаска.
Мусульманский мистицизм можно рассматривать как традицию духовного озарения, развивавшуюся и сохранявшуюся небольшой группой приверженцев пророка Мухаммеда. Эдвард Уильям Лэйн-Пул в примечании к своему переводу сказок «Тысяча и одна ночь» рассматривает жизнеописания и чудеса мусульманских святых. Он украшает своё повествование рассказами о чудесах, которые они творили, и других примечательных доказательствах их святости. Он пишет: «Вышеупомянутые выдающиеся личности известны под общепринятым названием «вилайа» — особые избранники Бога. Самые выдающиеся из них составляют таинственное иерархическое общество, правительство которого уважает всё человечество — и безбожники, и верующие; однако власть его зачастую проявляется так, что подверженные её влиянию не знают, от кого оно исходит…
Полагают, что свои сверхъестественные способности они получили по праву самого возвышенного благочестия и особенно благодаря постоянному самоотречению и безоговорочной уверенности в Боге, а также с помощью добрых духов и, как считают многие, посредством знания и произнесения "самого великого имени" Бога».
Эта классическая формулировка применима ко всем системам, утверждающим существование Адептов и посвящённых мудрецов. Она принадлежит учёному, который большую часть жизни посвятил изучению религии, философии и литературы ислама. Он прожил очень много лет среди мусульман и сочувственно относился к их идеям и доктринам. Его слова не оставляют места сомнениям относительно того, что эти люди не только знали доктрину Адептов, но и воспринимали её как неотъемлемую часть своего главного представления о действии Божественной Силы в материальном мире.
125