Когда Мухаммеду было около двенадцати, он, по-видимому, сопровождал своего дядю Абу Талиба в караванном путешествии в Сирию. Они должным образом прибыли в Басру, лежавшую за Иорданом и представлявшую собой страну племени манассах.
В это время в Басре располагалась многочисленная и обладавшая определённым влиянием колония христиан-несториан, и караван Абу Талиба расположился лагерем по соседству с общиной несторианских монахов. Здесь путников приняли со всяческим радушием и гостеприимством. Один или два монаха, побеседовав по этому случаю с Мухаммедом, были глубоко поражены ранним развитием его ума и страстным желанием узнать как можно больше о религии. Предполагают, что доктрины, открытые Мухаммеду этими христианскими монахами, настроили его против идолопоклонства. Несториане столь решительно выступали против поклонения любого рода изображениям, что редко выставляли напоказ даже крест, хотя в то время он был общепринятой эмблемой христианства. Во время последующих посещений Сирии Мухаммед продолжал интересоваться учениями христианской общины. В возрасте примерно двадцати пяти лет, снова оказавшись в Басре, он, говорят, имел беседу с Несторием, принявшим его как будущего пророка. Так как основатель несторианской секты умер в пятом веке, то Мухаммед, должно быть, встретился с монахом более позднего времени, носившим то же самое имя.
Критическое изучение вопроса вызвало некоторые сомнения относительно источника знаний или мнения Мухаммеда о христианстве. Упоминания в Коране, кажется, не придают особого значения несторианским концепциям, хотя Пророк, по-видимому, питал особое уважение к определённым общинам священников и монахов, о чём свидетельствует сура Корана V:91. Считают также, что, если бы Мухаммед был глубоко сведущ в несторианстве, он особо упомянул бы о нём в Коране, поскольку прямые упоминания были у него в обычае. Несомненно, однако, что те сведения об общем состоянии христианского мира, которые он мог получить, всерьёз лишили его, молодого человека, иллюзий.
Многое указывает на то, что он мог бы принять в качестве личной религии иудаизм или христианство, а не основывать новое вероисповедание. Гнетущая обстановка пререканий и расхождений во мнениях в ранней христианской церкви побудила его искать основу изначальной, чистой религии пророков и патриархов, для которой, он чувствовал, настали тяжёлые времена.
Мусульманство утвердилось во мнении, что нет бога кроме Бога, Поскольку божество едино и не может быть никакого другого Бога помимо него, Мухаммед не мог принять божественности Иисуса или учения о святой Троице. Он был готов признать Иисуса святым пророком, чьё учение истинно, но не уверовать в догму, будто назорейский учитель идентичен и единосущен Богу-отцу. К тому же он недвусмысленно заявил, что считает себя всего лишь человеческим существом, и пример всей его жизни убедительно доказывает, что он не преуменьшал духовных достижений других людей, чтобы как-то возвысить свою репутацию. Он запретил обоготворять своё имя или память о себе, самой жизнью подтверждая, что «нет бога кроме Бога».
В различные периоды мировой истории Бог в своей бесконечной мудрости заставлял пророков являться и свидетельствовать в пользу чистого откровения божественной истины. К ним принадлежали великие учителя, описанные в Ветхом Завете, а также Иисус. Мухаммед дошёл до того, что заявлял, будто пришествие последнего было предсказано в Ветхом Завете, а после него придёт другой учитель (т. е. он сам), который будет «желанным для всех народов».
Христианские учёные предпочитали утверждать, что у Мухаммеда были весьма слабые, поверхностные знания о христианстве и что, следовательно, его представления были почерпнуты главным образом из общения с окружающими, с чужих слов. Это, однако, можно было бы оспорить, так как известно, что члены его семьи были обращены в христианство, которое уже существовало тогда в этом регионе. Истина, вероятно, заключается в том, что христианские общины в Аравии сами знали немного и их убеждения были неопределённы и противоречивы и, следовательно, не годились для распространения глубокого знания о вере.