Тэндай-сю была основана китайским монахом Тися Дайси[79]. Эта секта придаёт особое значение закону медитации и стремится к осознанию высшей силы Будды, поскольку она сокрыта во всех формах и атрибутах, связанных с великим учителем, и проявляется через них. История сингон-сю, глубоко погружённой в мистические и магические формулы, прослеживается от Нагарджуны, который, как утверждают, открыл тайные формулы в железной пагоде в южной Индии. Дзэн-сю, или созерцательная школа, была создана в Китае Бодхидхармой Дарумой, который жил в этой стране в 435–527 гг. н. э. Эта школа в высшей степени интуитивна и считает, что истинное учение можно передать только интуитивным путём. Дзёдо-сю восходит к индийскому патриарху Ашвагхоше и тоже настоятельно требует аскетизма и медитации, видя в них надлежащие средства достижения спасения. Нитирэн-сю — чисто японское образование, которое будет рассмотрено подробнее. Син-сю полагает, что спасение зависит от внутреннего видения сострадательной силы Амита Будды (Амитабхи). Её назвали японским протестантизмом, а главные храмы этой секты, известные как Ходван-дзи, принадлежат к числу прекраснейших в стране.
Эти секты, имеющие дружественные отношения, находят поддержку в учениях Нагарджуны, который напоминал своим ученикам, что в буддизме множество путей, точно так же, как в материальном мире не счесть дорог.
Невоинственная программа, которая является неотъемлемой частью буддийской философии, никогда не позволяла секте вербовать приверженцев агрессивными средствами. Как следствие этого, разногласия между привнесённой философией и местным синтоизмом были разрешены с помощью третейского суда. С течением времени произошло значительное смешение религий, и две секты процветали одновременно на протяжении более чем двенадцати столетий без серьёзных разногласий. Буддисты просто перевели синтоизм на язык буддизма, а результаты оказались в общем приемлемыми. Японский буддизм, хоть это обычно и не подчёркивается историками, внёс огромный вклад в сохранение китайской культуры. Религиозное искусство Китая, особенно династий Тан и Сун, легче изучать по японским образцам произведений этих культурных эпох, чем по разрозненным остаткам творений китайского происхождения.
«История буддизма в Японии, — пишет Кеннет Дж. Сондерз, — это почти история её цивилизации; лишь малая часть её богатых гобеленов декоративного характера и на религиозные сюжеты не была вдохновлена буддизмом или создана под его влиянием. На этом величественном фоне выделяются некоторые великие и достопримечательные эпохи и некоторые великие имена. Первой и достигшей самых значительных успехов является эпоха Сётоку Тайси (593–622 гг.), современника Магомета и Августина Кентерберийского, ставшего, как и они, основателем новой цивилизации»[80].
Чтобы производить впечатление на гостей этой важной культурной программой, Сётоку добился, чтобы в порту на внутреннем море был сооружён Храм Четырёх Небесных Стражей. Таким образом чужестранцы, прибывавшие из Кореи и Китая, сразу же видели прекрасный ансамбль, посвящённый искусству, музыке, медицине, литературе и философии, расположенный вокруг монастыря и храма буддийской веры. Принц пошёл дальше; он внимательно изучил обширную буддийскую литературу и выбрал те сутры, или разделы Священного писания, которые принесли бы пользу его народу самым непосредственным образом. Он распространил эти писания как часть обширной образовательной программы. К сожалению, гений Сётоку не передался его потомкам, но буддизм достаточно укоренился, чтобы выжить и раскрыться среди японцев.
Бодхидхарма, патриарх секты дзэн
Несмотря на то что школа дхьяны зародилась в Индии и процветала в Китае, представляется разумным рассмотреть её наряду с буддийскими сектами Японии. Сделать это побуждает тот факт, что в течение веков японцы оставались выдающимися выразителями этой странной и непонятной доктрины. По причинам, которые станут более понятными позднее, этот ритуал созерцания, привнесённый в Японию в 1168 году (а может быть, и ранее), обладал особой привлекательностью для класса военных. Сердце солдата, отягощённое неизвестностью и бесчисленными страхами, и опасная профессия побуждают его искать ту форму духовного утешения, которая даёт надежду на победу над болью и смертью.