— Что ж, суждение о безумии основывается на общей картине мира того, кто ставит диагноз. Я вот считаю антисемитизм явным проявлением психического неблагополучия, но, как вам известно, многие со мной не согласны.
— Ну да, ведь у них иная картина мира.
— Я вам приведу сейчас христианский пример. Некоторый человек уходит в монастырь. Как оценить его поступок? Можно сказать: «Отказаться от радостей жизни, добровольно ограничить свое существование — это очевидное безумие». Можно сказать совершенно иначе: «Какие там радости! Человек ушел из безумного мира в поисках подлинной жизни». Все зависит от точки зрения. Теодор Герцль, когда он додумался до политического сионизма, обратился к своему приятелю Максу Нордау. Тот был не только культуролог и журналист, сыгравший впоследствии большую роль в сионистском движении, но и практикующий психиатр. Герцль был обеспокоен: не является ли идея создания еврейского государства проявлением душевной болезни. Нордау его успокоил. Вообще, общество склонно рассматривать каждую новую революционную идею, общественную или научную, бросающую вызов сложившемуся представлению о мире, как безумие. В какой-то момент кто-то додумался строить корабли из металла. Естественно, его посчитали сумасшедшим: ведь всякий нормальный человек прекрасно знает, что металл тонет. Таких примеров можно привести множество. Творчество вообще сродни сумасшествию: оно взрывает наше представление о мире. У меня был один знакомый биолог-эволюционист, и я спросил его: что заставило первое существо выйти из воды на сушу. И он сказал: конечно, безумие! Джон Эдвард Гувер, несмотря на занятость, имел обыкновение принимать людей, которые зачастую казались его окружению заведомо сумасшедшими. Его спрашивали какой в этом смысл? И он рассказывал такую историю. В молодости он был сотрудником американских спецслужб в Швейцарии, и ему предложили встретиться с одним интересным русским эмигрантом. Гувер ответил отказом: идеи русского представлялись ему полным бредом. Фамилия сумасшедшего была Ульянов. Под влиянием этой истории Гувер пересмотрел свои взгляды на безумие. Должно быть, он потом всю жизнь надеялся на встречу с кем-то подобным Ленину, но его ошибка была непоправима, он ждал напрасно: новый Ленин к нему так и не пришел.
Рыжий, красный — человек опасный
Опубликовано в 29 выпуске "Мекор Хаим" за 2000 год.
Когда красный цвет доминирует, а уж тем более вытесняет все остальное, то хорошего в этом мало. Опыт России об этом наглядно свидетельствует.
Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика
— Если нет возражений, я предложил бы поговорить о чем-нибудь легкомысленном.
— Возражений нет. Хотя я не уверен, что существуют такие специальные легкомысленные темы. Думаю, что это, уж скорее, проблема определенного взгляда на предмет. Одна и та же ситуация может казаться и трагической, и смешной, один и тот же поступок. — и глубоким, и легкомысленным. Все зависит от взгляда. Я бы даже сказал, что у легкомысленного взгляда есть свои преимущества: можно увидеть такие вещи, которые ускользнут от взгляда серьезного.
— Все это так, но, сдается мне, я вам сейчас предложу тему, серьезное обсуждение которой в принципе невозможно. Давайте поговорим о рыжих.
— Как раз о рыжих — с большим удовольствием: ведь имеет самое непосредственное отношение и ко мне. Вам, должно быть, трудно поверить, но когда-то я сам был рыжим.
— У вас были проблемы?
— Ну конечно, были! У какого рыжего их не было! Но когда меня дразнили, я всегда говорил: я не рыжий — я золотой! Я, собственно, и сейчас так считаю. В детстве меня поразил лев в зоопарке. Он рыжий или золотой? Во всяком случае, его шерсть по цвету была похожа на мои волосы.
— Многие считают, что «рыжесть» — это свойство характера. Причем не самое лучшее. Знаете, есть даже такая русская пословица, или, скорей уж, дразнилка: «Рыжий, красный — человек опасный». Как вы полагаете, вы опасный человек?
— Каждый человек опасен. Что касается меня, то я, увы, давно уже не рыжий. В отношении к рыжим русские не оригинальны. Так думали повсюду. В средневековье, случалось, рыжих сжигали как колдунов. Так что не столько был опасен рыжий, сколь опасно было быть рыжим. Но вообще «рыжесть» считалась проявлением пламенности натуры. Елизавета I была рыжей. И что интересно: все ее фавориты тоже были рыжие! Елизавета была умной и жестокой женщиной, у нее было множество романов. Это такой типичный, я бы сказал, классический образ рыжего. Генрих VIII был рыжим. Есть отличный портрет кисти Гольбейна.
— Царь Давид был рыжим. Кажется, единственный в Танахе. А впрочем, еще Эдом[14]. Забавно. Такие полярные персонажи.
— Если рыжий цвет — цвет страсти, то страсти тоже бывают полярны. Темперамент сам по себе нравственно нейтрален— важно, на что он направлен. Относительно «рыжести», точнее, «красности» Эдома существует множество легенд и комментариев. Говорят, что и потомки Эдома были красными. Все у них было красное: кожа, волосы, одежда, еда, земля. Последней столицей Эдома была Петра[15] — город, вырубленный в красной скале. Вы в Петре не были?
— К сожалению. Но очень хотелось бы.
— И я не был. На фотографиях хорошо видно, что скала красная.
— То, что в русском переводе Торы называют «чечевичной похлебкой», тоже ведь было красного цвета.
— В оригинале вообще никакой «чечевичной похлебки» — просто «красное».
— В еврейской традиции Эдом — символ Рима, Тут цвет играет какую-то роль?
— Самую непосредственную. Римские вымпелы были красными. Суть отождествления, о котором вы говорите, конечно, не в цвете. Тут масса причин и аналогий исторического и культурного характера. Рим в глазах наших мудрецов был хищническим, агрессивным, жестоким государством с самозваной и бросающей вызов Всевышнему претензией на всемирную власть, на «рах готапа». И красный цвет все это как бы символически закреплял.
— А что, красный цвет всегда так уж однозначно связан с негативной коннотацией? А как же Давид?
— Не всегда и не однозначно. Скажем, у каждого из колен Израилевых был свой цвет. У колена Реувена — красный. Камень этого колена — рубин. Но в общем и целом, красный, конечно, не из наших цветов.
Цвета в разных культурах имеют разное, порой полярное, значение. Скажем, в Китае белый цвет связан со смертью, а желтый со святостью. Между тем для многих культур желтый цвет амбивалентен и связан скорее с чем-то неприятным. В исламе цвет святости — зеленый. Были времена, когда по этой причине евреям в исламских странах запрещали носить зеленые одежды. В Храме доминантным цветом был голубой (индиго). Кстати, этот цвет — цвет колена Иегуды. Вообще голубое и белое имеет в еврейской традиции глубокие корни. Цвета израильского знамени — цвета талита. В каббале рассматривается смысл цветов. Например, белый — цвет праведности, красный — цвет силы, но силы, скорей, негативной, вызывающей трепет и страх.
После Катастрофы восприятие желтого цвета, который никогда не был особенно любим, еще более усложнилось. Кстати, две тысячи лет назад у желтого цвета вообще не было никакого названия — он считался одним из оттенков зеленого.
— Откуда это известно?
— Во время дискуссии, которая описывается в Мишне. задается вопрос: «Это какой зеленый: цвета травы или яичного желтка?»
— Но отсюда не следует, что куры в те далекие времена несли яйца с зеленым желтком?
— Хороший вопрос, но думаю, что все-таки нет.
— Возвращаясь к красному: ведь это и царский цвет.
— Да, и царский тоже. Я же говорил о неоднозначности. Но проблема все-таки в сочетании с другими цветами, Когда красный доминирует, а уж тем более вытесняет все остальное, то хорошего в этом мало. Мне кажется, опыт России об этом наглядно свидетельствует.
14
Эдом — сын Ицхака (Исаака), брат и соперник Яакова (Иакова). В написании на иврите имя Эдом совпадает с именем Адам, включая в себя слово «дам» — кровь.