Генерал Святослав Набздоров, назначенный комендантом одного из районов Чечни на границе с Ингушетией, так описывает чеченский менталитет.
«Чеченцы — странный народ. Ни на кого не похожий. Я больше десяти лет отслужил в Таджикистане. Казалось бы — Восток. Восточное коварство, азиаты… Но только таджики, по сравнению с чеченцами, просто дети.
Чеченец живёт в сложнейшей иерархической структуре родоплеменных, тейповых связей. И традиции эти, безусловно, всегда были сильнее всех других законов. При этом сам тейп причудливым способом вписан в запутанную систему чеченского «малого» мира, чеченского этноса.
Первая проблема работы с чеченцами состоит в том, что очень сложно, а зачастую и просто невозможно, установить какие-то «базовые» ценности или понятия, с помощью которых можно найти общий язык. Ведь почти все они имеют у чеченцев свой собственный смысл. Та же честность. Для большинства это понятие универсальное по отношению к любому человеку, с которым ты работаешь или общаешься. Но для чеченцев это совсем не так. Для него честность — это очень специфическое и узкое понятие, относящееся исключительно к рамкам семьи. Но уже совсем не обязательное среди своих соплеменников и почти невозможное для «чужих».
Мусульманство — тем более не «базовая» ценность. Для чеченцев характерно вообще своё «особое» течение в мусульманстве — кадерия, но законы адата, родоплеменной свод традиций и законов — всё равно всегда были на первом месте. При этом десятилетия советской власти практически размыли религиозность большинства чеченцев, и сегодня мусульманство в Чечне — это такая же традиция, как и в России посещение христианских храмов на большие праздники. Кроме того, в Чечню активно вторгся ваххабизм. В общем, клятвы на Коране и заклинания именем Пророка здесь также весьма и весьма условны.
И так со всеми понятиями. Таков их менталитет.
При этом человек для чеченской ментальности не является какой-либо безусловной ценностью. Чеченец спокойно отнесётся к гибели родственника или даже жены. Это только накладывает на него обязанность отомстить. Но вот к чему чеченец действительно чувствителен — так это к материальным благам. Смерть даже близкого человека не производит на него такого действия, как разрушение его дома, хозяйства, имущества. И это удивляет.
Вообще, между чеченцами и всеми остальными народами словно проходит некая грань. Чеченцы, пожалуй, как никакой другой народ, считают себя особенным, и культивируют эту «особенность». Как только себя некоторые из них не величают: «царским народом», «дворянами Кавказа», «народом-воином» и тому подобное.
Но когда погружаешься в жизнь чеченцев, начинаешь видеть, насколько они сами устали от своей «избранности» и как действительно трудно живётся здесь простому человеку. Тейповое разделение общества привело к тому, что вся республика фактически расколота на бесконечное количество «уделов» и «наделов», за которые идёт беспрерывная война. Деньги берутся друг с друга буквально за всё. Пригнали мне в район пятьдесят два новых трактора. Я их распределил по администрациям. Так уже через сутки мне мои информаторы докладывают, что главы администраций распределили эти трактора — мало что по своим родственникам, так ещё и за десять тысяч рублей каждый! Вот тебе и «родня», вот тебе и «царский народ»!
Когда шли активные боевые действия, «менялы» трупов просто делали себе состояния. Выменивали у наших десяток убитых боевиков на захваченного в плен или убитого русского солдата, которого по дешёвке выкупали у боевиков или местных жителей. А потом втридорога родственникам продавали тела их убитых сыновей, братьев, мужей. И ничего — уважаемые люди!
В любой администрации всегда сидит только один клан, одна семья.