"Баян", шедший впереди, должен был вступить в кильватер "Калевале". Вот он повернул на четыре румба влево, потом па восемь румбов вправо и снова на четыре румба влево и все-таки оказался впереди "Калевалы". Досадно! Бутаков приказал повторить маневр, но на этот раз "Баяну" повернуть на шесть румбов влево, на двенадцать румбов вправо и снова на шесть румбов влево.
Снова корвет "Калевала" идет по прямой. "Баян", стремясь стать ему в кильватер, описывает более крутые дуги, но опять оказывается впереди "Калевалы" на 40-50 саженей!
Упражнение повторяется. Бутаков указывает новые румбы для поворотов "Баяна" - восемь, шестнадцать и восемь румбов. Теперь, сделав крутую циркуляцию, корвет занимает свое место за "Калевалой". Задача выполнена.
Так, в непрерывных учениях проходило плавание 1860 года. Теория постепенно претворялась в практику. Корабли все смелей и уверенней совершали совместное маневрирование.
Большое значение для воспитания личного состава эскадры Бутаков придавал посещению исторических мест героических боев русского флота. Так, на эскадре была торжественно отмечена историческая дата - годовщина Гангутской битвы 1714 года. 27 июля, накануне традиционного праздника, вся эскадра вышла на Гангутский рейд, в район мызы Рилакс, где Петром I была одержана эта славная победа. Бутаков напомнил подчиненным подробности славной битвы русского флота, а затем был дан салют.
На следующий день, пригласив на борт "Калевалы" всех плававших на эскадре кадет, Бутаков отправился к Тверминне, чтобы показать им место, где Петр I предполагал вытащить на сушу русские суда для переволоки на другую сторону полуострова. Таким образом Бутаков не только отметил славную дату, но и познакомил будущих офицеров флота с районом Финского залива, важным в оборонном отношении.
Летнее плавание практической эскадры подходило к концу. 5 сентября 1860 года Григорий Иванович Бутаков за отличную службу был награжден орденом Станислава I степени с мечами. Вскоре он был послан в командировку в Англию и Францию для ознакомления с новейшими достижениями в области кораблестроения и с постановкой морского дела на флотах этих стран.
* * *
Прибыв во Францию, а затем в Англию, Бутаков прежде всего осмотрел строившийся там броненосные корабли "Нормандия", "Уорриор" и "Резистанс". Оценивая их, Григорий Иванович писал чиновнику морского министерства С. А. Грейгу, что "...это только первые шаги в верном направлении"{79}.
В Шербурге Бутаков встретился с французским адмиралом Буэ-Вильомезом, с работой которого о пароходной тактике, вышедшей в 1857 году, он был знаком по переводу, опубликованному в одном из номеров "Морского сборника" за 1858 год. Вот как описывает Бутаков эту встречу: "- Я в этом году командовал на Балтике практической эскадрой, - сказал я. Он не дал мне договорить и начал покровительственным тоном объяснять мне разные предметы.
- Я в этом году командовал на Балтике практической эскадрой и, так как я напал на совершенно новые идеи, я проделал несколько опытов, утвердивших меня в этих идеях, - перебил я хвастливого француза и дал ему легкую идею о моих эволюция и, следовательно, о том, что его эволюции не то, что нужно, и построены на соломенном фундаменте.
- А! Да, это совершенно ново, это совершенно ново!.. Однако вот идея, которая принадлежит мне полностью: именно, - о зубчатом фронте.
Я объяснил ему, что это не боевой строй.
- А! Но я держусь того взгляда, что нет при паровых кораблях (специального) боевого строя, все построения эскадры хороши для боя, - и разговор перешел к блиндированным судам"{80}.
Находясь во Франции, Бутаков продолжал усиленно работать над созданием новых строев для совместного плавания паровых кораблей. Он с радостью констатировал, что "попал на идею обобщения многих выработанных прежде данных... открыл центробежные и центр склонные (центростремительные. - Авт.) круги и нашел законы вращения кораблей, а также величины коордонатов{81} для увеличения или уменьшения интервалов, идя строем фронта"{82}.
О всем, что он успел сделать в Англии и Франции, Бутаков писал в донесении генерал-адмиралу: "1) Узнал в подробности систему морских военных сигналов французского флота... 2) Списал все ночные и туманные сигналы этого флота. 3) Приобрел французские пароходные эволюции ("Tactique navale provisoire") и убедился... что со времени публикации сочинения по этой части адмирала Буэ-Вильомеза предмет этот, ежегодно изучаемый и пополняемый на французской эскадре Средиземного моря, двинулся вперед чрезвычайно мало. 4) Удостоверился, что на английском флоте не имеют по этой части ничего своего самостоятельного, а довольствуются доселе переводами с французского того сочинения, о котором я выше упоминал... и компиляцией штурмана Бидделькомба... из коих последняя ниже посредственности... 5) Что важный предмет точного измерения расстояния до неприятеля во французском флоте далеко впереди английского... 6) В Англии я заказал комплект сигнальных фонарей... 7} Узнал, что хотя французский флот сделался со временем независимым от Англии относительно машин для кораблей, офицеры французские вообще недовольны своими машинами, слишком часто повреждающимися... 8) Во всякой будущей войне французы, как я узнал от к-адм. Буэ-Вильомеза, ожидают, что абордаж должен вновь играть важную роль"{83}.
В заключение Григорий Иванович излагал содержание своей работы по теории пароходных эволюции. "Не желая уступить кому-либо за границей первенство изобретения этой теории, - писал он, - я очень мало ознакомил с нею иностранных адмиралов".
* * *
Результатами Крымской войны 1853-1856 годов русский царизм скомпрометировал себя не только перед всем миром, но и перед своим народом. Если до этой войны русский царизм, непрерывно одерживая военные победы за рубежом, разжигал в своих подданных шовинистиче-ский угар, который способствовал поддержанию авторитета царской власти, то во время Крымской войны его внешняя политика потерпела полный крах. "Наступило небывалое отрезвление, - писал Энгельс.- Колоссальные жертвы войны слишком сильно встряхнули русский народ, царю пришлось слишком много взывать к его преданности, чтобы можно было сразу же вернуть его к пассивному, тупому повиновению. К тому же Россия постепенно развивалась и в экономическом и в умственном отношении; рядом с дворянством появились уже зачатки второго просвещенного класса, буржуазии. Словом, новый царь был вынужден разыгрывать из себя либерала, но на этот раз внутри страны."{84}
К 60-м годам XIX века противоречия в России между развивающимся капитализмом и крепостничеством достигли наибольшей остроты. К этому времени уже "...помещики-крепостники не могли помешать росту товарного обмена России с Европой, не могли удержать старых, рушившихся форм хозяйства... Крестьянские "бунты", возрастая с каждым десятилетием перед реформой 1861 г., заставили первого помещика, Александра II, поневоле признать, что лучше освободить сверху, чем ждать, пока свергнут снизу. В 1861 году последовал "высочайший" манифест об освобождении крестьян.
Однако эта реформа не уничтожила полностью феодально-крепостнические отношения. Крестьяне получили только около 13% всей земли. Кроме того, с 1863 года крестьяне были превращены во временнообязанных и продолжали оставаться ими до перевода помещиком, по своему усмотрению, на выкуп. Вследствие этого еще в 1881 году 15% крестьян состояли временнообязанными. Остатки же крепостничества фактически просуществовали до 1917 года.
После отмены крепостного права развитие капитализма в России пошло с исключительной быстротой. Общая сумма производства за 30 лет, с 1865 по 1895 годы, возросла примерно в четыре раза, выплавка чугуна - почти в семь раз, а добыча нефти - в 700 раз. Вместе с ростом основных отраслей промышленности происходила и усиленная ее концентрация.