Сам Птолемей, лукаво усмехаясь в бороду, любил повторять доверительным полушепотом, что его фамилия должна подразумевать нечто среднее между этими двумя значениями. Мол, лишь тот правитель может считаться истинно великим, который сумеет красиво поседеть на троне, обеспечив своему народу долгие годы стабильности и процветания. И уж кто-кто, а он, Граус, непременно справится с этой миссией, если только соратники окажут ему должное доверие и поддержку…
Что касается имени, то здесь все было несколько проще. Птолемей принадлежал к древнему дворянскому роду, чья родословная восходила аж к эпохе Екатерины Второй. На протяжении многих поколений эта семья поставляла Империи блестящих государственных мужей, генералов и дипломатов. Чтобы подчеркнуть незаурядность собственного положения, родители часто давали своим отпрыскам вычурные имена, позаимствованные из античной истории и мифологии.
Традиция эта уходила корнями в ту эпоху, когда среди русской знати было модно преклоняться перед всем иностранным. Молодые аристократы в погоне за оригинальностью бездумно копировали европейские манеры, перемежая русскую речь французскими оборотами, а в домашнем кругу и вовсе переходя на немецкий или английский. Тогда-то в моду и вошли всякие Альфреды, Теодоры, Виолетты и Ипполиты. Со временем этот культурный тренд сошел на нет, но кое-какие его отголоски все же законсервировались в языковых привычках самых заскорузлых адептов «старого режима».
Впрочем, для семейства Граус, фамилия которого и без того отдавала заграничным происхождением, имя Птолемей не казалось чем-то из ряда вон выходящим. Тогда как в сочетании с какой-нибудь исконно русской фамилией оно бы резало слух и воспринималось как откровенная пошлость. Ибо одно дело какой-нибудь Птолемей Граус или, скажем, Цезарь Кронхельм, и совсем другое — Марк Аврелий Пупкин или Гвидон Пафнутьев. В первом случае налицо фамильная традиция и аристократическая изысканность, а во втором — обыкновенное провинциальное жеманство и безвкусица…
Птолемей Граус — самородок, силой собственного интеллекта и воли пробившийся на вершину власти был олицетворением имперской мечты. Конечно, он был не единственным примером головокружительной карьеры в нашей новейшей истории Империи. Однако большинство его предшественников достигали высот, делая ставку на покровительство влиятельных особ или пробиваясь вверх по ступенькам военной иерархии.
Граус же предпочел иной путь — путь ученого и технократа, человека, который достиг всего исключительно благодаря своим недюжинным мозгам и организаторским талантам. С пятнадцати лет Птолемея готовили к государственной службе, обучая искусству дипломатии и управления в Новомосковском Государственном Университете. Именно с пятнадцати, потому как молодой человек экстерном закончил среднюю школу, конечно же с золотой медалью. Своими познаниями он сумел покорить многих преподавателей и профессоров. Юноша обладал природной смышленостью, а еще умел быстро осваивать и усваивать большие объемы информации. Птолемей делал ошеломительные успехи в изучении наук и очень скоро стал даже одним из выдающихся ученых Российской Империи. При этом, что также необычно, он демонстрировал энциклопедические знания практически во всех областях.
На самом деле, юный Граус был типичным вундеркиндом, опережавшим по интеллектуальному развитию сверстников лет на десять как минимум. Он с детства отличался феноменальной памятью, быстротой реакции и нестандартностью мышления. Одноклассники, а позже и сокурсники относились к этому странноватому вечно погруженному в себя «ботанику» со снисходительной жалостью, считая его неприспособленным к реальной жизни чудаком. Лишь учителя и профессура распознали в юноше черты гения и всячески способствовали развитию его дарований.
Покровители из академических кругов помогли Птолемею получить сначала бесплатное место в элитной гимназии, куда обычно принимали лишь отпрысков аристократии. А затем и содействовали в поступлении в Новомосковский Университет — старейшее и престижнейшее учебное заведение Империи, кузницу кадров для высшей бюрократии. Лишь там, в окружении равных себе по интеллекту людей, Граус, наконец, почувствовал себя в своей тарелке.
На лекциях и семинарах он неизменно демонстрировал выдающиеся способности, легко решая самые каверзные логические задачи и затыкая за пояс признанных светил науки глубиной и нетривиальностью суждений. Профессора НМГУ только диву давались, наблюдая за очередным феерическим выступлением своего любимца. Птолемей схватывал все на лету. Ему достаточно было раз прочесть или услышать любую информацию — и он навсегда впечатывал ее в свою цепкую, почти фотографическую память.
Но что самое поразительное — Граус умудрялся не только механически запоминать, но и мастерски систематизировать весь этот колоссальный массив знаний. Разрозненные факты из десятков научных дисциплин и областей человеческой деятельности чудесным образом складывались в его гениальном мозгу в единую стройную и всеобъемлющую картину мироздания. В любой момент он мог извлечь из своей необъятной памяти нужные сведения и, сопоставив их под неожиданным углом зрения, прийти к совершенно нетривиальным умозаключениям.
Так что никого не удивляло, что студент Граус с одинаковой легкостью и непринужденностью рассуждал о проблемах космологии и генной инженерии, театрального искусства и военной истории, социологии и высшей математики. Казалось, нет такой сферы человеческого знания, в которой бы он не чувствовал себя как рыба в воде. В научных кругах за ним быстро закрепилась слава восходящей суперзвезды и будущей надежды имперской науки.
Многие прочили Птолемею блестящую научную карьеру и ждали от него эпохальных свершений. Однако сам молодой человек мыслил иными категориями. Ему было тесно и скучно в башне из слоновой кости, отведенной под академические изыскания. Пытливый ум и бурлящая энергия требовали совсем иных масштабов приложения. Граус довольно рано пришел к выводу, что наука лишь тогда чего-то стоит, когда ее плоды используются на практике, для реального изменения мира. А ключи от этого мира, как известно, находятся в руках политиков и государственных мужей.
Поэтому к моменту окончания университета с двумя красными дипломами по факультетам прикладной физики и государственного управления, амбициозный выпускник уже четко сформулировал для себя главную цель в жизни. Он был твердо намерен пробиться на вершину властной пирамиды, встать у руля имперской государственной машины. И с высоты этого положения направить весь потенциал человеческого гения на покорение космических просторов, создание процветающей галактической цивилизации под эгидой Российской Империи.
Кто-то из завистников даже поговаривал, что Граус был не человеком, а некой новой секретной моделью андроида. Ведь обычному смертному просто не по силам совмещать столь блестящий ум, феноменальные познания и неуемную работоспособность. Птолемей словно бы и вовсе не нуждался в отдыхе, готовый трудиться на благо Империи денно и нощно. В то время как его сверстники прожигали жизнь в кутежах и праздной болтовне, молодой гений корпел над государственными делами, с головой погружаясь в бесконечные отчеты, сметы и прожекты.
Не раз и не два в минуты усталости Граусу и самому начинало казаться, что он и впрямь некий биомеханический агрегат, созданный специально для решения сверхзадач тактического и стратегического характера. В конце концов, разве под силу обычному человеку из плоти и крови постоянно функционировать на таких немыслимых нагрузках, раз за разом выдавая сверхрезультат? Может быть, он в самом деле лишь хитроумная машина, запрограммированная на служение интересам Империи?
Однако нет — все эти домыслы были лишь досужими сплетнями, порожденными завистью мелких и ничтожных душонок. Кровь в жилах Птолемея текла такая же алая и теплая, как у всех людей. А порой даже слишком горячая, заставляющая порывистого юношу совершать необдуманные поступки. Особенно часто это случалось, когда дело касалось вопросов чести и достоинства. Граус готов был сгореть со стыда от одной лишь мысли, что кто-то может усомниться в его компетентности или уличить в непрофессионализме.