То, что гестапо в борьбе с абвером, которая длилась более десяти лет, одержало победу, не может никого удивить, если вспомнить, что при том режиме, который господствовал в Третьем рейхе, в руках гестапо были все козыри. Удивляет только то, что ему (гестапо) потребовалось так много лет, чтобы добиться своей цели и объединить под своим руководством всю внутреннюю и внешнюю разведывательную службу. В том, что этим устремлениям гестапо в течение более чем девяти лет, несмотря на огромные препятствия и трудности, давался отпор, была чрезвычайная заслуга Канариса. Значение этой задачи можно оценить объективно, только если попытаться себе представить, насколько совершеннее и беспощаднее мог быть террор СС в самой Германии и в странах Европы, попавших под власть Гитлера, если бы Гиммлер, Гейдрих, Кальтенбруннер и их соучастники не чувствовали на себе постоянного наблюдения и контроля «старой лисы» с Тирпицуфер. Это было личное достижение Канариса, его искусства обхождения с людьми, дипломатического таланта, находчивости и искусства преображения, и не в последнюю очередь — его самоотверженности и гражданского мужества.
Восемнадцатая глава
Его голгофа
Отпуск Канариса длился недолго. Он получил новый пост и стал начальником штаба особого назначения, ответственного за ведение торговой и экономической войны. Штаб размещался в Эйхе под Потсдамом. Это была служба, не дающая больших возможностей для практической деятельности. Несмотря на это на первый взгляд кажется странным, что Канарис, попавший в немилость Гитлеру, не был окончательно отправлен в отставку, а получил новое назначение. Это произошло не из любви к нему, а, главным образом, чтобы ослабить впечатление, сложившееся в Германии и за рубежом, будто изменения, происшедшие в немецкой разведывательной службе, являются симптомом тяжелых внутренних потрясений или напряженности. Потому что, естественно, нельзя было скрыть от мира изменения в организации с такой разветвленной системой.
Служба в новом ведомстве отнимала у Канариса не слишком много времени. Как и прежде, он был связан с заговором против Гитлера. Правда, на своем новом посту он не мог уже оказывать большую практическую помощь; к тому же он находился под жестким надзором гестапо, так как больше не оставалось сомнений в его враждебном отношении к системе. Мы уже знаем, что Канарис не доверял новому направлению в группе заговорщиков при всей его высокой оценке личных качеств Штауффенберга. В особенности его настораживало то, что офицеры из окружения Штауффенберга большое внимание уделяли будущей внутренней политике, еще не зная, будет ли удачным переворот, и опасался, как потом выяснилось, с полным основанием, что из-за этого может пострадать техническая сторона его подготовки, на которую в кругу Остера было потрачено так много кропотливого труда. В соответствии со своей установкой он также с сомнением смотрел на поиск связей с нелегальным коммунистическим движением, которые заговорщики пытались установить за несколько месяцев до попытки переворота. Канарис устал и был настроен пессимистически. Он считал, что уже слишком поздно; что свержение Гитлера уже не спасет чести немецкого народа.
Да, Канарис устал. После многолетнего чрезмерного физического и психического напряжения, переутомления, постоянной спешки — внезапная вынужденная бездеятельность: ведь в сравнении с тем, что было прежде, его новая должность была бездеятельностью; все это не могло не вызвать острую реакцию. Человек, который в течение многих лет ни разу не брал отпуск, который ни разу не отдохнул в воскресенье, вдруг оказался в ситуации, когда для него не находилось никакого важного дела. Дома на Шлахтензее было одиноко и тихо, потому что в связи с участившимися бомбардировками он эвакуировал свою семью в Баварию. Теперь он сидел, если не был в Эйхе, в своем саду и читал или занимался с одним знакомым балтийцем, бароном Каульбарсом, русским языком; или «дядя May», который по-прежнему работал в третьем отделе разведки, теперь уже находившейся под эгидой СС, приходил и сообщал об отдельных этапах перевода старой «лавочки» в главное управление службы безопасности. Но, кроме всего прочего, он вел с этим другом и соседом многочасовые беседы о всевозможных проблемах жизни и смерти.
В течение июня сообщения о новой попытке устранить Гитлера и свернуть режим, доходившие до Канариса, приходили все чаще. Тот факт, что весь план был построен на успешном осуществлении покушения на Гитлера и что мысли участников заговора почти всецело были сконцентрированы на начальной фазе восстания, опять вызвал сомнения у Канариса, который в глубине души никогда не смог преодолеть своего неприятия насилия.