От этого времени сохранилось два письма, которые Канарис написал своей матери: 2 ноября, накануне сражения под Коронелем и 12 ноября вечером, перед заходом в Вальпараисо. Они отличаются спокойным, деловым тоном, в котором он обычно говорил о своих переживаниях, о жизни в годы войны и о своих взглядах на события; здесь приводятся короткие отрывки из этих писем. Сразу же после четкого и объективного описания хода сражения Канарис 2 ноября пишет: «Я очень радовался выдержке нашей команды. Ни у кого из членов команды я не заметил ни малейшего волнения. Было больше порядка, чем при смотрах и учениях в мирное время». О значении сражения он говорит с осторожным оптимизмом: «Наверняка это прекрасный успех, который внесет во все ясность и, возможно, окажет также влияние на весь ход событий. Надеюсь, так будет идти и дальше». А десять дней спустя он говорит о своем отношении к известиям, которые пришли из Вальпараисо и из которых следовало, что французский центр прорван, а английские министры смещены. Он замечает сухо: «Надеюсь, что эти сообщения не полностью выдуманы» и добавляет: «Надежды на мир, по-видимому, все еще очень мало. Наверное, пройдет еще много времени, пока с Англией не будет покончено…» Дальнейшее позволяет сделать вывод, что его новый командир, капитан 2-го ранга Людекке, который взял на себя руководство кораблем после Гаити, сумел оценить Канариса, хорошо разбиравшегося в латиноамериканских делах В письме говорится: «Командир со мной очень внимателен и вежлив. Он дает мне много свободы и все со мной обсуждает».
Победа под Коронелем ненадолго расчистила путь эскадре графа Шпее. Руководство британским флотом пустило в ход все рычаги, чтобы загладить поражение, которое могло пошатнуть престиж Британии. 8 декабря немецкая эскадра столкнулась у Фолклендских островов с превосходящими силами Британии. В развернувшемся морском сражении все немецкие корабли погибли, только «Дрездену» удалось ускользнуть благодаря его высокой скорости. Остаток лета 1914–1915-го корабль, который был беспомощным из-за отсутствия угля и страдал от недостатка провианта, скрывался в фиордах и бухтах Огненной Земли. Только после того как ему с большим трудом удалось получить необходимое пополнение, командир решил продолжить свое участие в войне крейсеров. Но теперь успех изменил «Дрездену». 9 марта 1915 года корабль бросил якорь в чилийских водах у Мас-а-Тьерры из-за недостатка угля. Тут внезапно появился английский крейсер «Глазго», далеко превосходящий «Дрезден» в артиллерийском оснащении, и открыл огонь по немецкому кораблю. Обер-лейтенант Канарис был послан своим командиром в качестве парламентера на борт английского судна. Это была драматическая ситуация, своеобразная развязка сражений под Коронелем и Фолклендами. «Глазго» был единственным британским кораблем, уцелевшим под Коронелем, а «Дрезден» — единственным немецким кораблем, уцелевшим в бою у Фолклендских островов. Драматичной была также беседа, состоявшаяся между Канарисом и британским капитаном. Канарис обратил внимание англичанина на то, что «Дрезден» находится в нейтральных водах Чили и что обстрел с борта «Глазго» нарушает нормы международного права. Ответ британского капитана был коротким и убедительным: «У меня есть приказ уничтожить „Дрезден“, где бы я его ни встретил. Остальное уладят дипломаты Великобритании и Чили». Канарис вернулся ни с чем на свой корабль, и сражение продолжалось. Под превосходящим огнем «Глазго» «Дрезден» затонул. Вместе с экипажем корабля Канарис был интернирован чилийскими властями.
Ловкость моряка и дипломата, которую Канарис проявил на этом первом этапе мировой войны на «Дрездене», нельзя описать лучше, чем это сделал один его товарищ того времени: «Мне совершенно ясно, что мы с нашим „Дрезденом“ никогда не смогли бы продержаться до марта 1915 г., если бы Канарис не продумывал все так мастерски и если бы его потрясающая изобретательность не была столь успешной».
Раненые с «Дрездена» были доставлены в Вальпараисо, а остальные офицеры и члены экипажа интернированы на острове Квириквина. Канарис недолго терпел вынужденную бездеятельность военнопленного. Он решил бежать и вернуться в Германию. Надо сказать, что у многих из его товарищей было такое же желание. Однако ни у кого из них не было таких благоприятных предпосылок для успеха тяжелого предприятия, как у Канариса, который к этому времени уже в совершенстве владел испанским языком и поэтому мог относительно легко раствориться среди населения Южной Америки. Он обратился к своему командиру и получил согласие; тот поручил ему в случае удачного побега представить в вышестоящие службы в Германии точный отчет о последних месяцах «Дрездена» и о его потоплении.