«Официально Канарис не считался обвиняемым, — вспоминал Крель, — поскольку веских оснований для подозрения не было, но к нему относились как к крайне подозрительному лицу».
Вице-адмирал Бюркнер чувствовал себя уже новым главой абвера, и наследство, которое он ждал, было незавидным. За эти недели абвер практически перестал работать. Все ждали, когда же придут арестовывать их шефа и что будет с их ведомством.
Теперь в ставку фюрера ездил только Бюркнер. И ему всякий раз приходилось выслушивать издевательские реплики фюрера.
Наконец, Бюркнер не выдержал и пожаловался Леману. Тот записал: «Бюркнер сказал мне, что из-за следствия работа абверовского центра практически парализована». Канарис, добавил вице-адмирал, «похоже, исчерпал свои силы». Леман принял эти слова близко к сердцу. И ему, человеку вообще-то осторожному и боязливому, пришла на ум одна дерзкая и в тоже время простая идея.
Леман посоветовался с Крелем, тот поразился: «Это было совершенно необычное предложение, ничто похожее никогда не встречалось в моей профессиональной практике, и это, строго говоря, шло вразрез с законом». Оба они тут же направились к президенту имперского военного суда, адмиралу Максу Бастиану, который рад был спасти Канариса. Ведь когда-то именно Бастиан благословил своего старшего помощника идти в разведку.
В конце июня Леман пригласил своих референтов, а также группенляйтера РСХА Гуппенкотена и высказал мнение, что Кейтелю пора прекратить следствие над абверовцами ввиду его бесперспективности. Нечего мешать людям работать в самое горячее время.
Тут надо сказать, что Леман выбрал весьма подходящий момент для своего высказывания. 10 июля 1943 года британские и американские войска высадились на Сицилии. Уже после первых боев стало ясно, что итальянцы скоро будут разгромлены. Тут позарез нужна помощь абвера. Кейтель выслушал соображения Лемана и согласился с ними, хотя и побаивался предстоящего разговора с Гиммлером по этому поводу.
Тут же Крель попросил у Редера предварительный отчет. «Из него выяснилось наличие за арестованными уголовно наказуемых деяний, — отметил Крель, — но политические обвинения оставались недоказанными».
Падение Муссолини, последовавшее 25 июля 1943 года, только ускорило реабилитацию Канариса. Уже на следующий день, вспоминал Редер, «пришло распоряжение, подписанное Кейтелем. Он благодарил президента имперского военного суда за проделанную работу и одновременно извещал, что ввиду сложившейся ситуации на итальянском театре военных действий от зарубежного отдела абвера требуется полное напряжение сил, поэтому следствие должно быть прекращено». Редер, как того требовал Кейтель, послушно закончил следствие. В обвинительном заключении говорилось, что Шмидхубер и Икрат виновны в валютных махинациях вкупе с злоупотреблением служебным положением; Донаньи обвинялся также в злоупотреблении полномочиями, валютных махинациях и подрыве оборонной мощи; Остер в соучастии в преступлениях, а Бонхеффер — в уклонении от воинской службы.
Сам Редер в порядке поощрения был переведен во Львов, где стал главным судьей IV воздушного флота.
А что же Гиммлер? Он тоже не хотел слышать никаких упреков в адрес Канариса. «Оставьте, наконец, старого человека в покое», — обратился он к Кейтелю. На первой странице предварительного отчета Редера будет написано: «Гиммлер отказался читать отчет, заявив, что не намерен возбуждать дело против Канариса…»
Так заявил человек, только что ставший новым министром внутренних дел Германии. Отметим, что на следующий день после своего назначения, 26 августа, Гиммлер совещался с Йоханнесом Попицем, бывшим министром финансов и противником нацистов, а также с Карлом Лангбеном, работавшим, кстати, и на Канариса. Оба деятеля Сопротивления попытались увлечь своими планами и нового министра.
Так что Канарису в очередной раз крупно повезло.
Правда, были и недовольные таким оборотом дела. Например, Шелленберг уже готовился включить абвер в состав своей огромной «империи спецслужб». Так что Кейтелю тоже приходилось держать ухо востро. И он приказал Канарису провести чистку в абвере и, в частности, сменить почти всех начальников отделов: Пикенброка, Лахоузена и так помогавшего ему в эти месяцы Бентивеньи. На своих местах остались лишь Бюркнер да Якобсен, недавно сменивший Остера.