Таковы были взгляды Александра Васильевича на будущий русский флот. А какое место для себя самого отводил Колчак в его рядах? Вопрос не праздный, поскольку сегодня можно услышать утверждение, будто он «был, бесспорно, прекрасным оперативным штабным работником, что наглядно продемонстрировала его служба в Морском генеральном штабе и штабе морских сил (с августа 1914 г. – флота) Балтийского моря»… а вот командующим – весьма посредственным и даже попросту неудачным. К сожалению, нам неизвестны прямые свидетельства Александра Васильевича об его отношении к штабной работе, но с некоторой степенью допущения сделать вывод на этот счет позволяет прочитанный им в Морской Академии курс «Служба Генерального Штаба» (отпечатан для служебного пользования в 1912 году).
В числе реформ, проведенных по окончании Русско-Японской войны, были и преобразования в Императорской Николаевской Морской Академии; так, «курс военно-морских наук» был преобразован в «военно-морской отдел» (наряду с гидрографическим и кораблестроительным). И, пожалуй, именно «служба Генерального Штаба», читавшаяся его слушателям Колчаком, в наибольшей степени соответствовала сущности отдела, предназначенного для подготовки будущих флотоводцев и генштабистов (не случайно лекции Александра Васильевича были адресованы слушателям дополнительного курса – наиболее успешно окончившим два предыдущих). Работа Колчака давала первое в России систематическое учение о Морском Генеральном Штабе, его задачах и формах деятельности. Посмотрим же, какие требования предъявляет автор к штабным работникам, и сопоставим их с тем, что нам известно о самом Колчаке, его склонностях, характере и темпераменте.
«Высказанная точка зрения на единство военного управления, понимаемого как “командование”, с основанием в виде единоличной творческой работы по военному замыслу, определяет и сущность работы штаба как специального вспомогательного органа, деятельность которого всецело ограничивается волею командования. Исходя из положения об идейном творчестве, мы обращали внимание на совершенную недопустимость постороннего влияния на эту сторону деятельности командования, и штаб по своей сущности ни в каком случае не должен ее касаться», – подчеркивает Александр Васильевич. – «Работа штаба поэтому должна являться совершенно лишенной чьей-либо субъективности или индивидуальности – она должна составлять одно целое с деятельностью командования. Штаб есть только средство командования, но ни в каком случае не что-либо самостоятельное, так как уже само представление о штабе как коллективной организации исключает всякую допустимость этой самостоятельности в деле военного управления. Точно так же совершенно несвойственны штабу как военному органу какие-либо функции совещательного характера – его работа должна быть определенной и строго ограниченной свободой творческой деятельности командования. Короче говоря, штаб должен понимать, видеть и действовать во всех случаях так, как его командование».
Еще более выразительны императивные выводы, формулируемые Колчаком: «работа штаба должна быть по возможности безлична и не носить следов индивидуальности его состава»; «работа штаба должна вестись в определенной установленной форме, ограничивающей воззрения личного его состава и ограждающей командование от влияния этого состава на самостоятельную деятельность начальника»; «единственной нормой штабной работы является свобода творчества командующего по выработке военного замысла, на которую штаб не должен иметь какого бы то ни было влияния». Эти принципы вполне соответствуют германской школе фельдмаршала графа Г. фон Мольтке (Мольтке Старшего), выдающегося военачальника, обладавшего, должно быть, идеальной психологией штабного работника: даже являясь фактическим главнокомандующим, он сознательно уступал формальный приоритет номинально возглавлявшему прусские вооруженные силы королю Вильгельму. А насколько соответствовал изложенным принципам Александр Васильевич Колчак?
Ответ напрашивается сразу же – не соответствовал совершенно! И дело не только в честолюбии, вполне вероятно присущем Колчаку (оговоримся, что для военного человека эта черта сама по себе не предосудительна, а в то время она считалась даже полезной, в соответствии с известною поговоркой о маршальском жезле в солдатском ранце); прежде всего будущий адмирал, насколько можно судить, жаждал самостоятельных действий, свободы решений, возможности ничем и никем не стесненного творчества – оперативного и организационного не в меньшей степени, чем научного. Поэтому важнее, чем известность или «популярность» (она приходила к Колчаку сама собой и вполне по заслугам, без каких-либо его специальных усилий), было для него, наверное, право как выдвигать те или иные идеи или проекты, так и самостоятельно воплощать их; но столоначальником Морского Генштаба Александр Васильевич все же имел свободу лишь ограниченную. Да и само это учреждение, вопреки предложениям Щеглова и убеждениям Колчака, было подчинено не непосредственно «верховной власти» – Императору как Державному Вождю Армии и Флота, а морскому министру.