В 1783 году, когда отец мой был уже в чине капитана 2-го ранга и был назначен капитаном корабля в секретной экспедиции (при императрице Екатерине II) в Средиземное море, в Италию, эскадра их оставалась в то время зимовать в Ливорно{28}. Там отец познакомился с матушкой. Матушка моя, Генриетта Александровна, из фамилии Коблей (Cobley){29} родилась в 1764 году в Англии; после родителей своих она осталась восьми лет, была взята старшею сестрою Mrs. Partridge* к себе в Италию, где она и воспитывалась. Сестра ее была очень умная женщина, и муж ее был ученый человек; они любили ее как дочь и с особенным вниманием занимались ее воспитанием. По примеру многих, тетушка послала портрет моей матушки к знаменитому Лафатеру{30}. англичанин, познакомился с семейством Партридж и представил им многих русских офицеров, но никак не мог уговорить отца моего познакомиться с ними. Отец мой много слышал о красоте и уме сестры их мисс Коблей, боялся увлечься и влюбиться в нее. Но однажды нечаянно они встретились в Пизе; в тот год была там иллюминация, которая, по обычаю, повторялась там чрез каждые три года. На эту иллюминацию капитан-англичанин ехал в одном экипаже с семейством Партридж, и, когда экипаж их остановился, к ним подошла толпа русских офицеров, в числе которых был и отец мой; матушка заметила его и спросила англичанина: кто был этот господин в очках? — тот улыбнулся и ответил: «О, это наш философ!» После этой встречи отец мой познакомился с семейством Партридж и стал их посещать. Беседы ученого мужа, приятный ум и любезность жены заставили его часто бывать у них. Матушка моя сначала была очень робка с ним и даже боялась этого ученого «философа», как его называли, но отец мой чем чаще видел ее, тем более и более восхищался ею: ее редкие достоинства ума и сердца, прекрасный нрав, красота и скромность совершенно пленили его. Однажды они все были на бале во Флоренции, во дворце Питти{31} (Pitti), где находится знаменитая галерея картин. Отец мой сказал тетушке Партридж: «Пойдемте, я вам покажу портрет вашей сестрицы» — и все за ним последовали. Он подвел ее к Мадонне Сассаферато{32}, поставил ее под святым изображением и сказал: «Посмотрите: совершенно та же физиономия». Это сравнение, сделанное молодым философом, было ей очень лестно. Отец мой влюбился в…
Когда русская эскадра осталась зимовать в Ливорно, один из капитанов, нее и посватался. Хотя и она полюбила его, но страшилась ехать в отдаленный край, тогда еще мало известный иностранцам, край холодный и непросвещенный, как считали они Россию.
Николай и Генриетта
Сестра ее успокаивала и говорила ей: «Я уверена, что с таким человеком ты всегда и везде будешь счастлива!» Матушка моя, чувствуя любовь к отцу и принимая благоразумные советы сестры, согласилась разделить свою судьбу с ним. Отец мой, возвратясь с эскадрою в Россию, поехал сухим путем в Ливорно и там женился в 1784 году, потом возвратился в Россию. Так как он решился перейти на службу в Черное море, то на пути, оставя матушку в Витебске, поручил ее супруге губернатора, а сам поехал в Петербург — уговорить сестер своих жить с ними. Возвратясь в Витебск, взял матушку и отправился в Херсон, куда вскоре и меньшие сестры его приехали, а старшая{33} была фрейлина и оставалась при дворе. Один почтенный господин сказывал мне, что он видел матушку мою в Витебске, когда она приехала из Италии, что она была удивительная красавица, так что он никогда не мог забыть ее. «Между тем, когда стал возникать на Черном море наш флот и было учреждено в Херсоне Адмиралтейское правление{34}, тогда по представлению князя Потемкина{35}, которому сделались известны достоинства Н. С. Мордвинова, находившегося в то время только в чине капитана 1-го ранга, он определен председательствующим в том правлении»*. Когда императрица Екатерина Вторая путешествовала{36} для обозрения новоприобретенного края и была в Херсоне, при устроенной ей великолепной встрече участвовал и отец мой. Еще с приближением к Херсону, чтобы не наскучил государыне вид новороссийских степей, когда она ехала по Днепру, Потемкин приказал загонять к берегам табуны лошадей и стада коров и овец, чтобы оживить виды, а вдали устроены были декорации, весьма живо изображая города и деревни. К приезду императрицы приготовлен был в Херсоне спуск корабля, а вместо пристани устроена была большая баржа для императрицы, ее двора и для сопровождавших иностранных царских особ. Баржа украшена была парчовыми парусами с золотыми кистями, которые отец мой выписал из Константинополя. Когда Екатерина взошла на приготовленную пристань, то, окинув взором блестящие украшения, с улыбкой сказала своим гостям: «У нас, за недостатком холста, употреблена парча на паруса»{37}. После спуска корабля обеденный стол был убран разнообразными моделями судов. В Херсоне климат был очень вредный, потому что каждое лето река Днепр покрывалась густым камышом и тем останавливалось свободное течение воды; при наступлении жары воздух становился заразительным и причинял жестокие горячки. Отец мой тоже был отчаянно болен горячкою, и в это время умерла первая дочь его, София, восьми месяцев. Можно вообразить, сколько душевных страданий перенесла в это время матушка, но сила религиозных чувств и дружба сестер мужа ее поддерживали. Тетушки мои в Херсоне обе вышли замуж: Екатерина Семеновна вышла за Федора Ивановича Маркова{38}, служившего адъютантом при Суворове, а впоследствии произведенного в генералы. Тетушка Анна Семеновна вышла за большого приятеля моего отца, бригадира Николая Ивановича Корсакова{39}, которому он назначал ее с детства, как любимую сестру. Пред войною с турками{40} Корсаков отвез жену свою в Петербург, к его матери, и с малюткой, сыном. По возвращении он, осматривая ночью укрепления, поскользнулся, упал на шпагу, получил смертельную рану и вскоре умер.