Иван Федорович покосился на уплетающего конфеты племянника.
— Служба морская, братец ты мой, дело многотрудное, однако заманчивое, ежели полюбится, то навек. Но к делу тому чтобы приступиться наверняка, ума палата требуется. Для того вас и наставляют в корпусе. Море-то с неучей спросит строго. Там и живота лишиться недолго по незнанию. — Вспомнив о чем-то, Иван Федорович вздохнул: — В запрошлом году на Средиземном море буря сделалась жестокая. Темной ночью линейный корабль «Азия» с эскадрой разлучился, и более про него никто ничего не слыхивал. Корабль, братец, и вся команда с ним сгинули без следа в пучине.
Митя замер, перестал жевать конфеты, удивленно поднял брови:
— Неужли никто-таки не спасся?
— Нет, Митя, ни един человек. — Дядя помолчал и улыбнулся: — Однако на всякую беду страху не напасешься. Другие суда знатно басурман колотили.
Заметив, как загорелись глаза племянника, Иван Федорович заговорил о недавних сражениях в Средиземном море. Он служил под командой героя Чесмы, прославленного адмирала Спиридова. Корабли бомбардировали турецкую крепость Мителину. Неприятель бесчинствовал там над мирным греческим населением. После бомбардировки отряд моряков высадился на берегу, освободил отчаявшихся греков, захватил и сжег вражеские корабли. Дядя два года командовал бомбардирским кораблем, участвовал во многих схватках с турками…
Сидя на краешке стула, Митя задумался. Вдруг представился отец на палубе корабля в сражении, рядом с адмиралом, бесстрашно стоящий под свистящими вокруг ядрами. Ему стало стыдно…
Поздним вечером Сенявин-старший пошел проводить племянника. Дождь кончился, на пустынных, полутемных улицах Кронштадта встречные матросы вытягивались в струнку и отдавали честь. Отвечая вместе с дядей на приветствия, Митя невольно подтягивался и горделиво косил взглядом на капитана второго ранга.
Вернувшись в роту, он уже не носился, как прежде, с одноротниками по коридорам. Перед сном долго ворочался, вспоминая события минувшего дня. Как ни странно, последствия «секанцев» не чувствовались. Грезились корабли с белыми парусами. Будто на огромных крыльях стремились они по пенящимся морским волнам, окутанные пороховым дымом…
На другой день сверстники заметили, что Митя не озорует, как прежде, на уроках сидит смирно и внимательно слушает преподавателей.
Как и всегда, утром уроки начинались с математики. Верхний, то есть старший, геометрический класс, в котором учился Митя, с осени вел профессор Курганов Николай Гаврилович[11]. Он единственный из всех преподавателей переехал вместе с кадетами из Петербурга в Кронштадт. Пожалуй, только на его уроках даже несмышленые кадеты не бездельничали и занимались с удовольствием. И в этот раз урок начался необычно. Среднего роста, худощавый, со смешной косичкой, Курганов выслушал рапорт дежурного кадета, положил журнал на стол, медленно прошелся по классу и остановился около стола, за которым сидел Митя.
— Господам кадетам надобно помнить, что всякая наука познается лишь трудом кропотливым и потому требует усилий немалых.
Уж Курганов-то по себе знал истинную цену приобретения знаний. Сын отставного унтер-офицера, будучи незаурядных, разносторонних способностей, Курганов в свое время учился в Москве в Навигационной школе. Двадцати лет был определен в «ученые подмастерья», владел в совершенстве французским, немецким, английским, хорошо знал латынь. Обошел на кораблях всю Балтику, проводил геодезические и астрономические исследования. Его «Универсальная арифметика» затмила единственную до того времени «Арифметику» Магницкого, а «Письмовник» был настольной книгой по грамматике не только в корпусе, но и во всех учебных заведениях России.
— В море, на корабле ли всяк ответчик не токмо за себя, но и за товарищей и подопечных своих. Потому дело морское твердо знать и творить должен, а оное без математики ничто, ибо она есть матерь всех наук. — Преподаватель окинул взглядом класс. — Вот ты, Сенявин, пройди-ка к доске и обозначь начальные тригонометрические элементы.
Еще месяц назад Митя вряд ли бы ответил на подобный вопрос. Однако в этот раз, на удивление своих товарищей, он все толково вычертил, бойко пояснил без запинки и заслужил похвалу Курганова.
На Покров день вернулся из похода в Ревель брат Сергей. Над верхней губой у него смешно торчали щетинки усов. Он повзрослел, возмужал, на ладонях затвердели мозоли. Вечером, после молитвы, братья примостились на подоконнике в конце длинного темного коридора. Важно потрогав щетинки усов, Сергей сказал:
11
Курганов Николай Гаврилович (1725–1796) — русский просветитель, педагог, издатель. Его «Письмовник» («Российская универсальная грамматика» — 1-е изд. 1769 г.) был широко известен и носил энциклопедический характер.